Я его раньше у вас не видел.
— Это Серега, — лаконично представил гостя Юрий,
не заостряя внимания на его профессиональной принадлежности.
— Заходите, ребятки, посидите со стариком. —
Михеич указал на пару поломанных ящиков, которые играли в его жилище роль то ли
стульев, то ли столов.
— Выпить не хотите ли? — Он достал из кучи тряпья,
на которой возлежал, бутылку с белесой мутной жидкостью.
Когда он открыл бутылку, в подвале запахло чем-то острым и
тоскливым, как ноябрьские сумерки. Собачка Борисовна от этого запаха проснулась
и укоризненно вздохнула.
— Это она меня воспитывает, — пояснил
Михеич, — не пей, мол, Михеич! А я ей отвечаю: я оттого и от жены-то ушел,
что она меня воспитывала, а тебя, шавка подзаборная, просто вон выкину!
Тут же он потрепал собаку ласково и успокоил:
— Да шучу я, шучу, куда ж я тебя, грязнуху, выгоню,
совесть-то небось есть еще!
Так будете пить, ребятки?
— Нет, я за рулем, — совершенно невпопад ответил
Сергей и, чтобы сменить тему, спросил:
— А почему вы собачку Борисовной назвали?
— Дак поет хорошо, тоскливо, я ее в честь Пугачевой и
назвал. Так не будете пить? А не хотите и не надо, здесь и одному-то
мало, — хихикнул Михеич и жадно присосался к бутылке.
Пил он долго и громко, но когда оторвался от горлышка,
пойла, в бутылке почти не убавилось.
— А кудай-то вы, ребятки, идете?
— Да вот, хотим в подвал один заглянуть, что под
семнадцатым домом, там что-то непонятное делается…
— Ой, ребятки, — Михеич округлил глаза, — не
суйтесь вы туда. Там и взаправду что-то не то — ходит кто-то, стук-гром идет… А
я за долгую свою подпольную жизнь одно уразумел: лучше поменьше видеть,
поменьше слышать, поменьше знать.
Которые слишком много знают, с теми что случается? В бетон и
в фундамент нового дома заместо арматурины. Почему братки-бандюганы около строительства
завсегда пасутся — потому что им сподручно покойничков в бетон упаковывать. А я
покуда не хочу в фундамент, я еще не все взял от жизни. — И с этими
словами старый философ снова присосался к бутылке.
— А что там такое творится-то, в том подвале? —
спросил Сергей, — когда Михеич оторвался от горлышка.
— Что творится? Я разве сказал, что там что-то
творится? Ну была она вроде, и вдруг — раз! — и пропала. Ну мало ли что на
свете бывает? Только что видел ее — и нету. Ну, может, такая планида у ней была
— в этом самом месте пропасть.
— Да кто она-то? — нетерпеливо переспросил Сергей,
но Михеич снова отвлекся на бутылку.
Сергей терпеливо ждал, когда бомж вернется к разговору, но
когда тот, наконец, оставил бутылку, с ним произошла неожиданная перемена. Глаза
его покраснели и выкатились, на губах выступила пена. Он уставился на Сергея и
тихо заскулил:
— Опять, опять ты пришел! Ну что ты все ко мне ходишь?
Не отдам я тебе душу! Изыди, изыди, антихрист! — Бомж несколько раз мелко
перекрестился. — Изыди! Что, и креста уже не боишься? А если я тебя святой
водой окроплю? — Михеич схватил свою бутылку и брызнул на Сергея вонючим
пойлом..
Стало противно, и Сергей отскочил в сторону.
— Ага! Боишься святой водицы-то!
Юрий тоже вскочил и пошел прочь, поманив за собой Сергея:
— Больше он все равно ничего полезного не скажет, у
него глюки начались, ведь это он тебя за черта принимает.
— Типичный корсаковский психоз, — блеснул Сергей
познаниями, почерпнутыми в свое время из курса судебной медицины. — Он же
здесь пожар устроить может, и себя спалит, и дом может поджечь..
— Да нет, — Юрий махнул рукой, — он уж лет
десять такой и ничего не спалил. Тут подвал каменный, кислорода мало… Держится
Михеич… Я и то его уже четвертый год знаю.
— А что это он бормотал — была, говорит, а потом вдруг
пропала.., ты не понял?
— Да что его слушать-то? Алкаш — он и есть алкаш. Мало
что ему по пьяни померещится? Сам же говорил — психоз у него, этот, как ты
сказал?
— Корсаковский.
— Во-во, это что — в честь композитора, что ли? Так это
же вроде Мусоргский сильно зашибал, а не Римский-Корсаков…
— Уж не знаю, в честь какого композитора, этот психоз
называется, то есть по-простому он белая горячка, а только мне кажется, что
Михеич и правда в том подвале что-то видел.
— Ладно, завтра мы к нему еще придем, пока он
нормальный будет, с утра пораньше, и ты его про тот подвал спросишь.., да мы
сейчас сами туда придем, своими глазами все увидим. А сейчас тебе придется
форму свою спортивную показать.
Они стояли возле стены очередного подвала, и перед ними не
было никакого прохода.
— А теперь-то куда же? — растерянно спросил
Сергей.
— А вот сюда. — Юра подтащил к стене ящик,
вскарабкался на него и отодвинул чугунную заслонку, за которой оказался узкий
вентиляционный ход. — Ну что, сможешь тут пролезть?
— М-да, правильно ты говорил, что пятилетний ребенок
тут пройдет, а насчет себя я не уверен. — Сергей с сомнением почесал
затылок.
— Пройдешь, пройдешь. — Юрий окинул фигуру Сергею
критическим взглядом. — Полезай вперед, если что — я тебя протолкну.
Сергей встал на ящик, подтянулся и влез в вентиляционный
ход. Там было тесно и пыльно, сразу зачесалось в носу. Сергей чихнул, и впереди
него в темноте послышались испуганный писк и шуршание — кто-то в панике убегал
по пыльной трубе. Сергей инстинктивно попятился, но быстро взял себя в руки:
подумаешь, мыши, крысы, мелкие грызуны, для человека реальной угрозы не
представляют — и решительно пополз вперед. Сзади слышалось ритмичное пыхтение,
следом полз Юрий.
— Ну что, долго еще? — отдуваясь, спросил Сергей,
когда прошло, казалось, добрых полчаса в тесноте и темноте.
— Ползи давай, — гулким шепотом отозвался
Юрий, — еще и пяти минут не прошло.
Сергей отнесся к его словам недоверчиво, но мужественно полз
и полз вперед. Наконец руки не почувствовали опоры. Боясь свалиться, Сергей
резко затормозил.
— Теперь что делать? Труба кончилась!
— Так вперед руками и прыгай, там невысоко, а внизу
стружки навалены, не отобьешь себе ничего.
Сергей скатился кубарем действительно в гору стружек и тут
же отполз в сторону, а на его место приземлился его приятель по совместному
посещению подвалов. Фонарь осветил еще один подвал — такой же, как многие
предыдущие, только немножечко почище.
— Ну вот, дошли. Это тот самый подвал, куда ты хотел
попасть.
— Под парикмахерской, что ли?
— Именно.
— Выходит, сюда кто хочет может попасть, как мы с тобой
прошли?
