Мисс Бетти ужаснулась.
– Не может быть! Я-то думала, он – приятный джентльмен, а он тем временем досаждает моей бедняжке Ди, негодник! Знаю я таких, милочка, и скажу ему все, что по этому поводу думаю!
– Ах, нет, нет! – взмолилась Диана. – Не надо, тетушка! Он не сказал ничего, на что я могла бы обидеться… дело только в его манере держаться и… и так смотреть на меня! Право, право, не надо!
– Успокойся, девочка. Конечно, я ничего не скажу. Но меня страшно разозлило, что моя бедная овечка так из-за него страдает. Я просто готова глаза ему выцарапать! Да, милочка, готова! Слава Богу, на следующей неделе мы уезжаем!
– Да, – вздохнула Диана, – и я очень рада, хотя мадам Томпсон такая милая! Но все-таки не по себе, когда рядом нет мужчины.
– Ты совершенно права, душенька. Нам следовало настоять, чтобы твой отец остался с нами, – а мы позволили ему вернуться к его затхлым старым томам. Обещаю тебе, в другой раз я так не сглуплю. Но мы можем больше не ходить в Ассамблею.
– Я могу не ходить, – мягко поправила ее Диана, – но вы с мадам Томпсон, конечно, будете ходить туда и дальше.
– Сказать по правде, милочка, – призналась мисс Бетти, – я буду рада предлогу остаться дома. Конечно, это нехорошо с моей стороны, но Эстер так изменилась, пока мы не виделись. Она вечно толкует о проповедях и благотворительности.
Заплетая роскошные волосы в длинную косу, Диана заразительно расхохоталась.
– Ах, тетечка, – правда, скучно? А я все удивлялась, как это вы терпите? Она так серьезна, бедняжка!
– Ну, – терпимо заметила мисс Бетти, – Эстер Томпсон приходилось в жизни нелегко, очень нелегко. И у меня серьезные сомнения относительно этого ее Джорджа. Никчемный юнец, судя по всему. Может, нехорошо так говорить, но до чего же я буду рада снова оказаться дома!
Она встала и взяла свечу.
– Право же, в Бате совсем не так весело, как обещали.
Диана проводила ее до двери.
– Совсем не весело, если не имеешь друзей. Но в прошлом году, когда с нами были мои кузены и папа снял на сезон дом на Северном променаде, все было очень приятно. Жаль, что с нами были не вы, а эта противная тетка Дженнифер!
Она тепло поцеловала тетку и посветила ей, пока та шла по коридору в свою комнату. Потом вернулась к себе и закрыла дверь, устало зевнув.
Примерно в это же время его милость герцог Эн-доверский входил в уже переполненную комнату для карт в доме милорда Эйвона на Катарин-Плейс, и был встречен фамильярными возгласами.
– Ого, Бельмануар!
– Где же дама, Дьявол?
Он хладнокровно прошел в круг света огромной люстры и встал под ней. Бриллиантовый орден на его груди горел и мигал, как живой. Бриллианты в галстуке и перстнях искрились при каждом движении, так что казалось, будто он припудрен радужными камнями. Как обычно, герцог был в черном, но среди присутствующих не удалось бы найти более роскошного и внушительного наряда, чем его соболиный атлас, густо расшитый серебром, и сверкающий жилет. Серебряное кружево окружало его шею и пышными манжетами падало на кисти рук. Вопреки моде, предписывавшей лишь черный бант в волосах, на нем были серебряные ленты, резко выделявшиеся на фоне ненапудренных волос.
Подняв лорнет, он осмотрел комнату с высокомерным удивлением. Лорд Эйвон, откинувшийся на спинку кресла, погрозил ему пальцем:
– Бельмануар, Бельмануар, мы ее видели и заявляем, что она слишком хороша для тебя.
– Да, мы решили, что и нам причитаетша доля улыбок шимпатичной ошобы, – произнес шепелявый голос, и его милость обернулся к женоподобному щеголю, виконту Фодерингему, подошедшему сзади. На том был атлас цвета само и желтый бархат. Но широкие полы кафтана топорщились, и на высоких каблуках можно было только семенить.
Трейси отвесил глубокий поклон.
– Ну вам, конечно, достанется ваша доля ее улыбок, если она этого пожелает, – промурлыкал он, и поднявшийся хохот заставил повесу покраснеть до ушей и поспешно стушеваться.
Именно он в свое время пытался заговорить с Дианой, и присутствовавший при этом заядлый сплетник Уилл Стапли поведал историю этой неудачи по крайней мере шестерым, а те немедленно пересказали ее другим, наслаждаясь тем, что виконт получил решительный отпор.
– Как это сказал Селвин? – протянул сэр Грегори Маркем, тасовавший карты за столом лорда Эйвона. Девнант бросил на него вопросительный взгляд:
– Джордж? О Бельмануаре? Когда?
– А, как-то в клубе Уайта… Точно не помню. Там был Джек Чомли, он должен знать, и Горри Уолпол. Он говорил о Дьяволе и его возлюбленных – в целом, довольно точно.
Чомли поднял взгляд:
– Кто-то назвал мое имя?
– Да. Что Джордж говорил о Бельмануаре, тогда, у Уайта?
– Тогда?.. А, помню. Да просто кусочек старого гекзаметра, обыгравший его имя: Est bellum bellis bellum bellare puellis
[2]
. Он решил, что это был бы подходящий девиз для герцогского дома.
Тут снова поднялся общий смех. Среди шума Маркем спросил:
– Кто она, Трейси?
Его милость повернулся:
– Кто? – лениво спросил он.
Лорд Эйвон расхохотался:
– А, бросьте, Бельмануар, это не пройдет! Право, не пройдет! Кто она, выкладывайте!
– Да, Бельмануар, кто эта черноволосая красавица и где вы ее откопали? – воскликнул Том Уайлдинг, пробиваясь вперед с рюмкой в одной руке и бутылкой портвейна – в другой. – Я-то думал, что вы очарованы Синтией Ивенс!
Мгновение у Трейси был недоумевающий вид, потом его будто осенило:
– Ивенс? А, да! Бойкая вдовушка из Кенсингтона, так ведь? Вспомнил.
– Он забыл! – воскликнул Эйвон, разражаясь хохотом, заслышав который мистер Нэш не раз содрогался и закрывал свои высочайшие очи. – Вы меня в гроб вгоните, Дьявол. Клянусь, вгоните!
– О, надеюсь, что нет. Благодарю вас, Уайлдинг.
Он принял протянутую Томом рюмку и пригубил ее.
– Но вы не ответили! – напомнил Фортескью от другого стола, ловко сдавая карты. – Надо думать, «руки прочь»?
– Конечно, – ответил герцог. – Так всегда бывает, Фрэнк, вы ведь знаете.
– К моему прискорбию! – со смехом отозвался тот и потер правую руку, словно припоминая какую-то рану. – Неплохо вы меня проткнули, Трейси.
– Неловко, Фрэнк, неловко. Можно было и не затягивать.
Виконт, бывший на поединке секундантом, добродушно хихикнул.
– Шмотреть было приятно, клянушь чештью. Жа-кончили жа пару щекунд, Эйвон! Даю шлово.
– Вы что же– бились с Дьяволом, Фрэнк? Чго это на вас нашло?
