Маргарита Ло-Антиль вынырнула из бассейна, с плеском разбрызгивая
воду. Цири не могла удержаться и не посмотреть на нее. Она не раз видела
Йеннифэр обнаженной и никак не думала, что у кого-то может быть более
совершенная фигура. Она ошибалась. При виде обнаженной Маргариты Ло-Антиль от
зависти покраснели бы даже мраморные статуи богинь и нимф.
Чародейка схватила ушат с холодной водой и опрокинула себе
на бюст, при этом непристойно ругаясь и отряхиваясь.
– Эй, дева! – крикнула она Цири. – Подай-ка,
пожалуйста, полотенце. Да перестань наконец на меня пялиться.
Все еще обиженная, Цири тихо фыркнула. Когда Фабио
проговорился, кто она такая, чародейки, выставив Цири на посмешище, силой
протащили ее через половину города. В банке Джианкарди все, разумеется, тут же
выяснилось. Чародейки извинились перед Йеннифэр, объяснив свое поведение. Дело
в том, что воспитанниц из Аретузы временно перевели в Локсию, так как помещения
школы понадобились под жилища участникам и гостям Сбора чародеев.
Воспользовавшись неразберихой при переезде, несколько воспитанниц сбежали с
Танедда и отправились в город. Маргарита Ло-Антиль и Тиссая де Врие,
встревоженные активизацией амулета Цири, приняли ее за одну из прогульщиц.
Обе чародейки извинились перед Йеннифэр, но ни та, ни другая
и не подумали извиниться перед Цири. Йеннифэр, выслушивая извинения, глядела на
нее, и Цири чувствовала, как горят у нее уши. А больше всего досталось Фабио –
Мольнар Джианкарди отчитал его так, что у мальчика слезы стояли в глазах. Цири
было его жалко, но она и гордилась им – Фабио сдержал слово и даже не заикнулся
о выверне.
Выяснилось, что Йеннифэр прекрасно знает Тиссаю и Маргариту.
Чародейки пригласили ее в «Серебряную цаплю», самую лучшую и самую дорогую
гостиницу в Горс Велене, где Тиссая де Врие остановилась по приезде, по одной
только ей известной причине оттягивая появление на острове. Маргарита
Ло-Антиль, которая, оказывается, была ректором Аретузы, приняла приглашение
старшей чародейки и временно делила с нею жилье. Гостиница действительно
оказалась роскошная, в подвальных помещениях разместилась баня, которую
Маргарита и Тиссая, выложив баснословные деньги, сняли в свое исключительное
пользование. Йеннифэр и Цири, конечно, были приглашены и вот уже несколько
часов то плавали в бассейне, то потели в парной, непрестанно сплетничая.
Цири подала чародейкам полотенце. Маргарита легонько
ущипнула ее за щеку. Цири фыркнула и с плеском прыгнула в пахнущую розмарином
воду бассейна.
– Плавает как маленький тюлень, – засмеялась
Маргарита, растягиваясь рядом с Йеннифэр на деревянном лежаке. – А стройна
как наяда. Дашь ее мне, Йенна?
– Для того и привезла.
– На который курс принять? Основы знает?
– Знает. Но пусть начнет, как все, с младшей группы. Не
помешает.
– Разумно, – сказала Тиссая де Врие, занятая
очередной перестановкой кубков на мраморном столике, покрытом капельками
сконденсированного пара. – Умно, Йеннифэр. Девочке будет легче, если она
начнет вместе с другими новичками.
Цири выбралась из бассейна, присела на край парапета,
выжимая волосы и болтая ногами в воде. Йеннифэр и Маргарита лениво
перебрасывались словами, то и дело протирая лица смоченными в холодной воде
салфетками. Тиссая, целомудренно обмотавшаяся простыней, не вступала в разговор
и, казалось, была полностью поглощена установлением надлежащего порядка на
столике.
– Покорно просим прощения, благородные дамы! –
раздался сверху голос невидимого хозяина гостиницы. – Соблаговолите
простить за то, что посмел помешать, но… Какой-то офицер желает срочно видеть
госпожу де Врие! Говорит, это не терпит отлагательства!
Маргарита Ло-Антиль хохотнула и подмигнула Йеннифэр. Обе
одновременно скинули с бедер полотенца и расположились в нарочито изысканных и
соблазнительных позах.
– Пусть офицер войдет! – крикнула Маргарита,
сдерживая смех. – Приглашаем. Мы готовы!
– Ну дети и дети, – вздохнула Тиссая де Врие,
покачав головой. – Накройся, Цири!
Офицер вошел, но оказалось, что чародейки старались
напрасно. Офицер, увидев их, не смутился, не покраснел, не раскрыл рта, не
вытаращил глаза. Ибо офицер был женщиной. Высокой, стройной женщиной с мечом на
боку и толстой черной косой.
– Госпожа, – сухо проговорила женщина, слегка
поклонившись Тиссае де Врие и звякнув звеньями кольчуги. – Докладываю о
выполнении твоих приказаний. Прошу разрешения вернуться в гарнизон.
– Разрешаю, – кратко ответила Тиссая. –
Благодарю за сопровождение и помощь. Счастливого пути.
Йеннифэр присела на лежанке, не отводя глаз от
черно-красно-золотого банта на плече воительницы.
– Мы не знакомы?
Воительница сдержанно поклонилась, протерла вспотевшее лицо.
В бане было жарко, а она стояла в кольчуге и кожаном камзоле.
– Я часто бывала в Венгерберге, – сказала
она, – госпожа Йеннифэр. Меня зовут Райла.
– Судя по банту, ты служишь в спецподразделениях короля
Демавенда?
– Да, госпожа.
– В чине?
– Капитана.
– Прекрасно, – рассмеялась Маргарита
Ло-Антиль. – В армии Демавенда, отмечаю это с удовлетворением, наконец-то
начали выдавать офицерские патенты солдатам независимо от того, есть у них,
прости, Цири, яйца или нет.
– Разрешите идти?
– Я почувствовала неприязнь в твоем голосе,
Йенна, – сказала Маргарита, подождав, пока Райла выйдет. – В чем
дело?
Йеннифэр встала, взяла со столика два кубка.
– Ты видела столбы на развилках дорог? – спросила
она. – Должна была видеть, должна была вдыхать вонь разлагающихся трупов.
Эти столбы – их придумка и их дело. Капитана и ее подчиненных из
спецподразделений. Банда садистов!
– Идет война, Йеннифэр. Райле не раз доводилось видеть
товарищей по оружию, живыми попавших в лапы «белок». Повешенных за руки на
деревьях в качестве мишеней для стрел. Ослепленных, кастрированных, с ногами,
обгоравшими на кострах. Жестокостей, которые совершают скоя’таэли, не
устыдилась бы сама Фалька.
– Методы спецподразделений тоже слишком живо напоминают
методы Фальки. Но не о том речь, Рита. Я не лью слез над судьбой эльфов, я
знаю, что такое война, и знаю, как выигрывают войны. Их выигрывают солдаты,
которые убежденно и самоотверженно защищают свою страну, свой дом. Не такие
наемники, как Райла, дерущиеся ради денег, не умеющие и не желающие жертвовать
собой. Им вообще неведомо, что такое самопожертвование. А если и ведомо, то они
презирают его.
