– Да.
– Абсолютно ложны, – сказал доктор Фелл. – Чушь! Я отрицаю, – продолжал он с жаром, – что конфеты были отравлены обязательно 17 июня. Отрицаю также, что они были отравлены кем-то, заходившим в этот день в магазин. Если не ошибаюсь, майор Кроу набросал в общих чертах метод, с помощью которого убийца легко мог подбросить отравленные конфеты в стоявшую на прилавке открытую коробку. Согласно этой гипотезе, убийца вошел в магазин, спрятав несколько отравленных конфет в руке или в кармане, отвлек внимание миссис Терри и бросил их в коробку. Разумеется, это достаточно просто и так могло быть. Но, может быть, это уж слишком просто для такого ловкого убийцы, как наш? Ведь тут список подозреваемых сразу ограничивается теми, кто заходил в магазин в определенный день. Разрешите предложить в тысячу раз лучший способ. Приготовьте точный дубликат открытой коробки, стоящей на прилавке. Вместо того, чтобы, как болван, отравлять верхний слой, положите десяток отравленных конфет на дно коробки. Пойдите в магазинчик миссис Терри и замените одну раскрытую коробку другой. В этот день никто и не прикоснется к отравленным конфетам. Напротив! Дети, как правило, не очень покупают конфеты с начинкой. Они предпочитают карамель или жевательную резинку – ведь их за те же деньги дают гораздо больше. Следовательно, конфеты пролежат несколько дней, а то и целую неделю, прежде чем кто-то дойдет до отравленного слоя. Соответственно, отравителю вовсе нет нужды появляться в день, когда о преступлении станет известно. В какой бы день ни были отравлены конфеты, держу пари, что это случилось еще до рокового 17 июня.
Эллиот подошел к окну, поглядел на дождь и обернулся к собеседнику.
– Да, но... Прежде всего: нельзя же ходить по улицам с раскрытой коробкой конфет, верно? И заменить ее, как ни в чем не бывало, на другую...
– Это вполне возможно, – ответил Фелл, – если у вас есть чемоданчик иллюзиониста. Прошу прощения, друг мой, но мне кажется, что этот чемоданчик объясняет все. Они работают (поправьте меня, если я ошибусь) с помощью кнопки, встроенной в кожаную ручку. Если нажать на кнопку, чемодан захватывает все, что под ним находится. Но, разумеется, им можно воспользоваться и с обратной целью. Положите что-то внутрь чемодана, нажмите на кнопку, открывающую дно, и оставьте то, что было внутри, в нужном вам месте. Доктор Фелл сделал несколько пассов фокусника, с безутешным видом вздохнул и уже серьезно продолжал:
– Да, мальчик мой. Боюсь, что так оно и было, иначе этот чемоданчик не оказался бы замешанным в нашу историю. Убийца, как вы и сказали, не стал бы разгуливать с раскрытой коробкой конфет и рисковать попасться при ее подмене. Вот тут-то на сцене и появляется наш чемоданчик. Преступник входит в магазин миссис Терри с коробкой отравленных конфет на дне чемодана. Пока внимание миссис Терри чем-то отвлечено, он нажимает кнопку и эта коробка оказывается на прилавке. После этого он ставит чемодан на прежнюю, безобидную коробку, и она исчезает внутри чемодана. И все это происходит за время, которое нужно, чтобы снять блок "Плейерс" или "Голд Флейк" с полки. Похоже, что Марк Чесни разгадал этот трюк. Чтобы продемонстрировать, как были подменены коробки, он заказал в Лондоне аналогичный чемодан. А вчера ночью Чесни применил тот же прием... и никто ничего не заметил.
Наступило молчание, а потом Эллиот, глубоко вздохнув, сказал:
– Спасибо.
– Что?
– Я говорю: спасибо, – улыбнувшись, повторил Эллиот. – Вам удалось вправить мне мозги – пусть даже не без помощи, если можно так выразиться, подзатыльника.
– Благодарю, инспектор, – не без легкого удовлетворения ответил доктор.
– Но вы отдаете себе отчет, что, как бы там ни было, это объяснение оставляет нас в еще худшем положении, чем мы были. Согласен, что оно более разумно и лучше объясняет известные нам факты, но оно лишает нас единственных конкретных следов, которые у нас были. Мы теперь не имеем ни малейшего понятия о том, когда были отравлены конфеты – разве что можем сказать, что это, по всей вероятности, случилось когда угодно, кроме того единственного дня, которым в течение четырех месяцев интересовалась полиция.
– Сожалею, что испортил вам всю кухню, – встряхнув головой и словно извиняясь, сказал доктор. – Однако... какого черта! Будь у вас такой же зловредный склад ума, как у меня, вы бы чувствовали себя как кошка, почуявшая запах мыши. И я не согласен, что наше положение ухудшилось. Напротив, этот след должен привести нас прямо к правде.
– Каким образом?
– Скажите, инспектор, вы родились в деревне или, по крайней мере, небольшом городке?
– Нет, доктор. Строго говоря, как раз наоборот. В Глазго.
– Ну вот, а я как раз в таком городишке, как этот, – с явным удовлетворением сказал доктор. – Давайте-ка еще раз оценим ситуацию. Убийца, неся безобидный с виду чемоданчик, входит в магазин. Предположим, что это кто-то, кого миссис Терри знает – в нашем случае это практически гарантировано. Вам приходилось сталкиваться со здоровым, инстинктивным любопытством деревенских лавочников – особенно таких любителей поболтать, как миссис Терри? Представьте, что вы зашли к ней с чемоданом. Она немедленно осведомилась бы: "Уезжаете, мистер Эллиот?" или "Решили съездить в Лондон, мистер Эллиот?" А если бы и не спросила, то подумала бы, потому что ваше появление с чемоданом выходило бы за рамки привычного – ведь, как правило, вы с чемоданом не ходите. Она бы обратила на это внимание. Если бы кто-то в течение недели перед преступлением заходил к ней с чемоданчиком, она, по всей вероятности, запомнила бы его.
Эллиот кивнул. У него, однако, было ощущение, что доктор Фелл, сосредоточенно глядевший на него, ждет чего-то еще.
– Разве что... – подсказал доктор.
– Ясно, – пробормотал Эллиот, глядя в залитое дождем окно. – Разве что убийца – человек, который обычно ходит с таким чемоданчиком, так что это не могло привлечь внимания миссис Терри.
– Приемлемая гипотеза, – проговорил доктор.
– Вы имеете в виду Джозефа Чесни?
– Все может быть. А есть еще кто-нибудь, кто часто ходит с чем-то вроде этого чемодана?
– Насколько мне известно, только Вилбур Эммет. У него есть чемоданчик примерно таких же размеров и вида, я его сам видел у него в комнате.
Фелл покачал головой.
– Только Вилбур Эммет. Только Вилбур Эммет, говорит этот молодой человек. Клянусь всеми богами Олимпа! Да ведь ясно же, что как только Кроу и Боствик отделаются от своей навязчивой идеи, они немедленно ухватятся за Эммета. Подозреваю, судя по вашему рассказу, что профессору Инграму эта мысль уже пришла в голову, и он нас встретит ею, как только мы появимся в "Бельгард". Если основываться на тех уликах, которые у нас есть, единственный человек, который мог совершить преступление, это Вилбур Эммет. Хотите знать – почему?
Эллиоту не раз приходило в голову, что доктор Фелл – человек, с которым совершенно невозможно разговаривать, скажем, с утра – до того, как вы вполне оправитесь от вчерашней выпивки. Мозг доктора работал, приходя к столь неожиданным выводам и делая такие стремительные повороты, что за ним трудно было угнаться. Оставалось смутное впечатление потока звучных слов и словно бы шума крыльев, а потом, неизвестно как, перед вами возникало стройное здание, возведенное по этапам, каждый из которых казался вам в данный момент абсолютно логичным, хотя впоследствии вы никак не могли вспомнить, в чем они состояли.
