Снова он возвысил свой сильный голос:
— Вы были лжецами и лицемерами, как написано в Священном Писании; и я говорю вам это в лицо?
По церкви пробежал шум, как будто прошелестел ветер. Затем все стихло.
На последней, задней скамье, скрестив руки на груди, сидел Гордон Уэст. Он один из всех присутствующих ни разу не шевельнулся; с самого начала он не спускал взгляда с викария. Лицо Тео Булла сделалось багровым, как свекла; многие бросали на священника злобные взгляды. Преподобный Джеймс Кэдмен Хантер выдержал долгую паузу, прежде чем в церкви снова воцарилась тишина.
— Я говорю, что вы были лжецами и лицемерами, и вы это знаете, — продолжал он. — Позвольте мне быть с вами до конца откровенным. Я не утверждаю, что вы лгали и лицемерили намеренно или что вы в глубине души действительно являетесь лжецами и лицемерами. Но вы молчали, когда должны были кричать! Вы боялись, что раскроются ваши мелкие, возможно, совершенно незначительные тайны… С самого июля, о чем до вчерашнего дня я и понятия не имел, жителей нашей деревни забрасывают анонимными письмами. Как представитель церкви, я могу быть лишь вашим духовным наставником. Почему вы сразу не пришли ко мне? Почему ни один из вас не признался в том, что стал мишенью злобной клеветы? Даже если я вам не нравлюсь, а, насколько мне известно, причина неприязни кроется в страхе…
Впервые преподобный Джеймс замялся.
Слезы струились по лицу Марион Тайлер. В тени, за колонной, стояла Стелла Лейси; пепельные волосы едва выглядывали из-под крошечной модной шляпки. Стелла Лейси рассеянно и как-то криво улыбалась — наверное, в тот миг она была похожа на Лилит.
— Но если и так, — звучно продолжал викарий, — я не причинил вам вреда. Жаль, что вы не доверились мне. К сегодняшнему дню клевета была бы разоблачена; аноним был бы схвачен и больше не вонзал бы свои ядовитые клыки в наши тела и души. Я не причиню боли тем, кто потерял близких…
В глаза ему бросилось бледное лицо Энни Мартин, на котором застыло такое странное выражение, что преподобному Джеймсу следовало бы удостоить ее более пристальным взглядом. Жаль, что он этого не сделал.
— …лишний раз напомнив им о том, что в наши ряды проникла смерть — какая бы причина ее ни вызвала. Но аноним должен быть и будет найден. Вы, разумеется, не хотите, чтобы так продолжалось и дальше. Вы не хотите, чтобы вас унижали и травили. Уверяю вас, я могу найти автора писем — при одном условии. Если мое условие не выполнят, значит, всему конец. Я не прошу вас о помощи; оказать ее — ваша обязанность, ваш долг.
Сзади сидел еще один житель Стоук-Друида, которого прежде ни разу не видели в церкви. Маленький, тощий и смуглый сапожник-атеист Фред Корда глумливо ухмылялся и ерзал на лавке, как будто ему был мал воскресный костюм. Похоже, все происходящее радовало его.
Фред Корди ненавидел всех, точнее, почти всех. Лишь троих обитателей Стоук-Друида он на самом деле любил: Гордон Уэст и полковник Бейли давали ему деньги, не задавая лишних вопросов, а Сквайр Уайат, хоть и был мировым судьей, сквозь пальцы смотрел на браконьерство сапожника.
Маленький сапожник, с жесткими, торчащими во все стороны, как у домового, волосами, наклонился вперед и прошептал Уэсту:
— Задал он им жару! — Фред Корди был в восторге. — Правда?
Возможно, в тот момент викарий взглянул на сапожника своими голубыми глазами, потому что Корди замолчал, словно подстреленный.
— Позвольте объясниться, — продолжал голос с кафедры. — Сегодня среди нас присутствует человек, который не служит в полиции — понимаю, никому не хочется втягивать в дело полицию, но тревожиться нет нужды. Однако связи названного мной лица могут оказаться весьма ценными для нас. Этот человек…
Преподобный Джеймс быстро метнул взгляд на переднюю скамью, где должен был находиться сэр Генри Мерривейл. Однако сэра Генри Мерривейла там не было.
Следует отметить, что Г.М. опоздал в церковь не по своей вине. В тот самый момент, когда началась служба, Г.М. раздраженно и нетерпеливо расхаживал взад и вперед по своему номеру в отеле «Лорд Родни», то и дело поглядывая на огромные позолоченные часы. С прошлого вечера он безуспешно пытался дозвониться достопочтенному Рональду Бивис-Бинтертону, министру внутренних дел, который находился в Суссексе, в своем загородном поместье «Наслаждение».
— Да будет известно, — рычал накануне вечером великий человек на хозяйку отеля, — что сегодня суббота, а завтра будет воскресенье. Если я не дозвонюсь до этого невежи…
Дозвониться ему так и не удалось. Меряя шагами комнату, Г.М. часто разворачивался на каблуках и смотрел на телефонный аппарат, стоявший на столике в простенке между двумя окнами. Отель «Лорд Родни», чей фасад был оштукатурен в желтый цвет, по праву гордился достижениями прогресса в виде телефона, а также отопления, в каждом номере. Но вероломная барышня с коммутатора, которая поклялась как можно скорее соединить его с министром, все не перезванивала.
Наконец, когда Г.М. был на грани отчаяния, телефон все же зазвонил.
Миссис Конклин, исполненная благожелательности владелица «Лорда Родни», как раз спешила наверх, чтобы в очередной раз выразить сочувствие гостю. Через полуоткрытую дверь она подслушала разговор Г.М. с министром внутренних дел, начавшийся за двадцать секунд до ее прихода.
— Разумеется, сегодня история появится во всех лондонских газетах! Сами ищите! Вчера вечером я обзвонил все телеграфные агентства.
— ?..
— Потому что я всегда за справедливость. Боко, и ненавижу, когда полиция делает ляпы. Знаете, что будет завтра?
— !..
— Не валяйте дурака. Анонимки не нравятся никому. Они отвратительны! В парламенте вас закидают запросами; придется вертеться, как будто штаны горят! Конечно, при условии, если вы не докажешь, что у вас все под контролем. Знавал я одного министра внутренних дел — он кубарем полетел со своего поста, и все из-за анонимной кляузы.
— ?..
— Я скажу, что делать. Перезвонить шефу местной полиции — не знаю, как его фамилия, — и задать ему жару.
— !..
— Мне наплевать, даже если он какой-нибудь фельдмаршал, — проорал Г.М., хватая телефонный аппарат. — Помню, вы так всыпали майору Вильерсу Гоби-Гоби, из оксфордских Гоби-Гоби, что он целую неделю не мог спать спокойно. Пусть шеф полиции задает такую же трепку всем своим подчиненным, вплоть до инспектора по фамилии Гарлик.
— ?..
— Да, вот именно, с «к» на конце. Ясно? И чтобы инспектор Гарлик был у меня в отеле ровно в девять утра в понедельник. Спасибо, Боко. Пока!
Миссис Вэтью Конклин, владелица «Лорда Родни», году в тысяча девятьсот пятом обладала роскошной фигурой и густыми волосами цвета меди. Ей удалось сохранить оба своих достоинства, а также неистощимое благодушие. Будучи под сильным впечатлением от Г.М., она, прижав руки к пышной груди, слушала, как ее гость безуспешно просит барышню с коммутатора соединить его с Лондоном.
