Толбот выпрямился на стуле.
– Вы хотите сказать… Не сбивайте меня с толку, сэр! – рявкнул он. – Игрушка появилась в номере аль-Мулька, когда там был один Грэффин. Он клянется, что она появилась сама собой, из пустоты, – это бред. Мы решили, что Джек Кетч живет в клубе. Если можно опровергнуть заявление Грэффина, будто он весь вечер провел в клубе…
– Если это вам удастся, инспектор, чего вы добьетесь? Куда он ходил? И мы снова вернемся к старому вопросу, поистине важному: где находится Гиблая улица?
Толбот обхватил лоб руками, поставив локти на стол.
– Ни в одном справочнике нет такой улицы, – заявил он, стараясь придерживаться строгих фактов. – Нет! А это единственный имеющийся в нашем распоряжении намек, куда направлялась машина…
Он все сидел в задумчивости, когда пришел привратник с сообщением, что Жуайе, камердинер аль-Мулька, сей момент вернулся из Парижа и хочет как можно скорей с нами встретиться.
Глава 9
«Убийство, как вид изящного искусства»
– Проводите его в гостиную! – рявкнул Толбот. – Проводите куда-нибудь. В любом случае передайте, пусть ждет… – Лицо маленького человечка страшно перекосилось, напоминив злого гнома. – Я поведу дело дальше, – объявил он. – Только запомните, джентльмены, оно мне не по силам, и я это знаю. Я с трудом пробивался наверх. Начинал констеблем в лаймхаусских доках, если вы себе представляете, что это значит. Насчет мошенников – пожалуйста: у меня сейчас как раз в руках славная шайка. Но это… это не убийство, а ночной кошмар. – Он безнадежно махнул рукой. – Просто не за что ухватиться. Я вынужден смотреть, как оно идет своим чередом, и мириться с безумием, тогда, может быть…
Слушайте. Практик скажет, что Гиблая улица – бред. Однако Джек Кетч знает, что делает, и делает свое дело успешно. Раз он утверждает, что Гиблая улица есть, я скорее поверю ему, чем всем респектабельным личностям, сообщающим нам гораздо более бредовые вещи. – И вызывающе оглядел всех присутствующих. – Мы обязаны ее найти. Это наша единственная надежда. Вам наверняка известна география Лондона. Ну, я разослал целую армию агентов. Мы знаем, что в данный момент не существует улицы с таким названием; остается только вероятность, что она существовала когда-то. Вполне возможно, Лондон ведь очень сильно менялся. Может быть, пять, десять, пятнадцать лет назад…
– Или сто пятьдесят, – добавил сэр Джон. – Если вообще была. Вам понадобится целая армия знатоков старины, Толбот. А у вас есть лишь телефонное сообщение…
– Хорошо, сэр. Ладно. Согласимся. Я расспрашивал слуг, просматривал архивы, ничего не нашел. Допустим, улица поменяла название сто пятьдесят лет назад. Разве не вполне естественно для этого самого Джека Кетча называть улицу так, как она называлась в восемнадцатом веке? Ведь он сам жил в восемнадцатом веке…
– В семнадцатом, – поправил Банколен. – Знаете, я хорошо знаком с подобной литературой. Служивший в Тайберне палач всегда носил псевдоним Джек Кетч, в честь некоего Ричарда Джекетта, которому в 1678 году принадлежало поместье Тайберн.
– Больше того, – настойчиво продолжал Толбот, – по телефону было сказано, будто некто повешен на виселице на Гиблой улице. Надо искать старые улицы, где некогда стояли виселицы. Скажем, сам Тайберн, начало Эджверроуд, не так ли?
– Черт побери, старина, – раздраженно бросил сэр Джон, – неужели вы думаете, что он висит на Триумфальной арке?
– Я ничего не думаю, сэр! А происшествие с мистером Доллингсом, о котором я слышал? Он видел зловещую тень виселицы, и только сумасшедший подумал бы, будто какие-то праздные люди забавляются в час ночи виселицами по всему Лондону. Мистер Доллингс действительно ее видел. А раз он провожал домой мадемуазель Лаверн, это определенно случилось совсем неподалеку от Маунт-стрит. По крайней мере, в том районе. Тем больше оснований считать это правдой, ибо господин аль-Мульк направлялся именно туда.
Толбот, явно озадаченный собственным красноречием, откинулся на спинку стула, скрестив руки. Пока он говорил, я не спускал глаз с Банколена и мог поклясться, что на его губах мелькала слабая улыбка.
– Браво, инспектор! – пробормотал он. – Боюсь, вы упустили одну мелочь, но, если я вам сейчас на нее укажу, мы еще глубже утонем в густой черной каше.
Сэр Джон задумчиво смотрел на Толбота. Потом его тонкие губы смягчились в улыбке, вокруг глаз образовались веселые морщинки.
– Поздравляю вас, Толбот, – насмешливо молвил он. – Вы с поразительным послушанием следуете путем, указанным Банколеном. Суперинтендент Мейсон будет очень доволен. И академики из Скотленд-Ярда. Нас высмеют все лондонские газеты.
– Ничего не поделаешь, сэр. Это наш единственный шанс. И еще одно: я кое-что разузнал о докторе Пилгриме, проживающем в этом клубе. Он слывет одним из лучших знатоков старого Лондона. Может быть, он нам немного поможет?
– Мысль неплохая, – одобрил Банколен. – Мне, пожалуй, было бы интересно познакомиться с джентльменом, о котором нам рассказывал Джефф. Что вам о нем известно, сэр Джон?
– О Пилгриме? – тряхнул головой сэр Джон. – Не много. Только то, что я вчера вам рассказывал. Кажется, несколько не от мира сего… Одна его книга наделала шуму несколько лет назад. Его прозвали «детективом-историком».
– Детективом-историком?
– Да. Он взял несколько громких исторических дел об убийстве, так и не получивших убедительного объяснения, рассмотрел их в свете вещественных доказательств, представив в виде современных судебных протоколов. Некоторые результаты, весьма увлекательные, обвиняли давно умерших людей. Кажется, за это его чуть не выгнали из какого-то исторического общества…
– Мне известен, – пробормотал Банколен, – блистательный исторический принцип, согласно которому все интересное либо не имеет значения, либо ошибочно. То, что нам рассказывают о жизни средневековой Англии, списано, на мой взгляд, с современной английской жизни, с одной длинной речи в палате общин… Ну ладно. Пойдемте поговорим с камердинером аль-Мулька.
Когда мы вошли, Жуайе грел руки у камина в гостиной. Это был очень плотный низкорослый мужчина с красным лицом с тяжелыми брылами. На большой голове наискосок зачесаны редкие пряди в виде модного чуба. Масса морщин вокруг изумленно вытаращенных голубых глаз. Под картофельным носом немыслимые усы с затейливо и потешно загнутыми кончиками. С первого взгляда в глаза бросились живот, цепочка от часов и хриплая одышка.
– Ах, месье! – вскричал он утробным голосом, выпучивая глаза, пыхтя от волнения, шевеля усами. – Плёхо дело, а? Йя только што пр-риехал из Пар-рижа! – Внезапно раскланялся, как в менуэте, сделав широкий жест. – Плёхо говору по-англиски… Ви видите?
– Говорите по-французски, – предложил Банколен на своем родном языке.
Живот Жуайе энергично заколыхался, он звучно закудахтал, лицо просияло, заиграло морщинками.
– Хорошо, отлично, месье. Хочу говорить и никак не могу. А? Но… – Он помрачнел, потом быстро, взволнованно затараторил: – Вчера вечером я получил телеграмму с приказом вернуться…
