— Повторите еще раз, — сказал он.
И на этот раз Ли не расстался со своей серой рубашкой, хотя большая ее часть была скрыта пиджаком.
Жилы на его шее, торчавшей над распахнутым воротом рубашки, казались твердыми, как стальные трубы; он сидел, выпрямив сильную спину, готовый к действию, пусть не сию минуту и не в эту ночь, а к действию вообще. Кисти рук, лежавшие у него на коленях, не сопротивлялись наручникам, но и не мирились с ними; они тоже олицетворяли готовность к борьбе.
В голосе Ли звучали презрение и уверенность.
— Вы спросили меня, каковы мои личные устремления. Я ответил: у меня их нет. По крайней мере, я лишен мелкого тщеславия такого бюрократа, как вы. Я не преследую личные цели, я следую предначертаниям судьбы. Единственное, что мне нужно, — это заявить о себе и получить признание. Если президент был похищен по политическим мотивам, те, кто сделал это, — политические недоросли, они — слабаки, которыми руководит отчаяние. Если они убьют президента, ответная реакция уничтожит их, если же они вернут его в Белый дом, удар нанесет сам президент.
— Однако вы сказали, что убьете его.
— Конечно. Если то, что мне предначертано, приведет меня к этому, тогда конечно. Это детский вопрос.
Но моя судьба не связана с Вашингтоном, во всяком случае сейчас. Она зовет меня в поселки, городки и города Америки. Когда моя судьба приведет меня сюда и я начну действовать, мне не потребуется скрывать, кто стоит за моей спиной.
— Но, как мне кажется, вы и сейчас находитесь в Вашингтоне.
— Очередной тур по вербовке новых членов. Это только прелюдия к действию.
— Но тогда почему в понедельник вечером вы с тремя своими помощниками в течение двух часов просидели за столом, изучая карту Вашингтона?
Только по едва различимому подрагиванию уголка сведенного гримасой рта Линкольна Ли можно было догадаться, что вопрос попал в цель.
— Для того чтобы объяснить это, — ответил он, — мне придется вспомнить, случалось ли что-либо подобное.
— А я помогу вам вспомнить. — В голосе Уорделла появились стальные нотки. — Кстати, является ли это совпадением, что грузовики компании «Каллахен» по доставке продовольствия стоят в гараже на Мэриленд-авеню?
— Не знаю. Ведь я не вожу их.
— Так-таки и не водите? Даже утром во вторник вы никуда не выезжали?
— Так-таки и не вожу. Вы говорите ерунду, господин министр.
— Такую же, как и вы, о цели своего приезда в Вашингтон. Один из наших сотрудников присутствовал на том собрании, которое вечером в понедельник вы проводили в гараже на Мэриленд-авеню, в комнате, обшитой пробковыми панелями.
— Может быть, и присутствовал. Если он американец, конечно. Я хочу, чтобы в наши ряды вступили все американцы, и добьюсь этого.
— Вполне возможно, но только не в данном случае.
Наш человек был на вашем собрании. К сожалению, он не мог слышать, что говорилось за столом, когда вы изучали карту. Но если бы ему было известно, насколько это важно, наверное, он ухитрился бы подслушать. — С этими словами Уорделл подался вперед, словно хотел взглядом испепелить Ли. — И вот к этому-то мы сейчас и подойдем. И вот это-то вы мне и расскажете. Зачем вам нужна была карта?
Казалось, на Ли эти слова не произвели никакого впечатления. Он только покачал головой:
— Нет, я не считаю возможным говорить на эту тему.
Это внутреннее дело, касающееся только моей организации. Так что еще раз нет.
— Повторяю: где сейчас эта карта? — прорычал Уорделл. — Она нужна мне; она и те бумаги, что были вместе с ней.
Ли снова покачал головой:
— Говорю вам: вы попусту тратите время. Если вы хотите отыскать своего трусливого президента, вам нужно рыть землю совсем в другом месте.
— Быть может, это поможет делу, если я нарисую вам следующую картину: в двух помещениях цокольного этажа этого здания и в это же самое время находятся двое мужчин; одного из них зовут Грир, другого — Фэллон. Каждый сидит в отдельной камере. С ними работают несколько следователей из Нью-Йорка. Мне неизвестно точно, что они там делают с допрашиваемыми, и я бы предпочел оставаться по данному вопросу в неведении, но, как я понимаю, те парни ответят на любые заданные им вопросы раньше, чем утратят способность говорить.
Здесь Уорделл сделал паузу, но Ли молчал, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Уорделл продолжил:
— У них было намерение предложить вам те же методы убеждения, однако я сделал вам комплимент, предположив, что с вами подобное не сработает. Суть плана заключается в том, что они получат показания ваших помощников, а у меня будут ваши показания. После этого мы их сравним и сделаем выводы. Я знаю, вам очень не хочется отвечать на вопросы, однако придется. И не стройте иллюзий. Можете мне поверить: я говорю дело и не могу больше разбрасываться своим временем. Если вы откажетесь сказать мне то, что, как я полагаю, знаете, или же если сказанное вами не будет совпадать с показаниями Грира и Фэллона, я немедленно прикажу запереть вас там, где вам и место — в доме для умалишенных, — и вас будут держать там…
Тут Уорделл осекся и невольно вжался в спинку своего кресла. Линкольн Ли вскочил со стула и надвинулся на Уорделла, дрожа всем телом. В глазах его горело безумие, он хрипло выкрикнул:
— Ты, лживый ублюдок!
Не вставая с кресла, Уорделл выпрямился и заговорил, стараясь, чтобы голос его не дрожал и чтобы в нем звучали повелительные интонации:
— Сидеть! Если будете молчать, именно туда вы и отправитесь — в дом для умалишенных…
Ни один из них не заметил, как открылась дверь, ведущая в кабинет, и, уж конечно, им было недосуг отметить появление на пороге человека, открывшего ее, потому что Линкольн Ли, сверкая глазами, в которых полыхали молнии безумия, оскалившись, занес скованные наручниками руки и прыгнул вперед. В это же время бессильный что-либо сделать и неспособный подняться Уорделл в тщетной попытке защитить голову поднял согнутые в локтях руки и попытался, уклоняясь от удара, откинуться в сторону. Вошедший одним прыжком оказался возле стола — и вовремя. Ему некогда было изготовиться и встать в стойку, поэтому он нанес Ли всего лишь один удар левой. Но этот удар оказался вполне добротным. Ли рухнул на пол. Стопа Уорделла уперлась в тумбу письменного стола, он оттолкнулся, откатился вместе с креслом и поднялся. А вошедший стоял, покачивая /свой рукой и разминая ее. Потом он поднял кулак, посмотрел на него и охнул:
— Господи Иисусе!
Уорделл сделал шаг вперед, взглянул на распростертого на полу Линкольна Ли и прошептал дрогнувшим голосом:
— Черт возьми, это уж слишком.
Вошедший кивнул:
— Он без сознания. Падая, парень ударился головой об угол стола. Может быть, мне вытащить его отсюда?
Уорделл перевел взгляд на своего спасителя.
