Жена подала ему еще теплый вязаный шарф.
— Перчатки взял?
Он порылся в карманах пальто.
— Может быть, ты все-таки что-нибудь съешь?
Нет, он не был голоден. Мегрэ выглядел так, как будто его обидели, а ведь в глубине души он больше всего любил как раз такие минуты, как эта, и, быть может, ему будет их не хватать именно тогда, когда он уйдет на пенсию.
Перед домом уже стояло такси, и за ним клубились выхлопные газы.
— В Булонский лес… Вы знаете, где Рю-де-Пото?
— Как не знать? Мне бы плохо пришлось, если бы после тридцати пяти лет работы я не знал города…
Да, старые люди гордятся своим опытом.
На Елисейских полях изредка появлялись первые автобусы или мелькали частные автомобили. Некоторые окна были освещены: это уборщицы в конторах начали работу. Бары и кафе были еще закрыты.
— Опять где-нибудь девку прихлопнули?
— Не знаю…
— Сомневаюсь, чтобы какая-нибудь из них нашла клиента в Булонском лесу в такой мороз.
И у трубки сегодня был какой-то иной, чем обычно, вкус. Согревая руки дыханием, Мегрэ раздумывал, как давно он не видел Фумеля. Подсчитал, что, пожалуй, больше трех месяцев. А знакомы они… Сколько? Наверное, с того времени, когда он сам начал работать в полиции, в районном комиссариате.
Фумель еще тогда, в молодости, производил впечатление жуткого урода; одни его жалели, другие смеялись над ним, прежде всего потому, что его родителям неизвестно почему пришло в голову дать ему выспреннее имя — Аристид, и потому, что Фумель, несмотря на свою малопривлекательную внешность, не вылезал из любовных историй и сердечных драм.
Женился он рано, но жена через год бросила его. Уехала, не оставив адреса. Он перевернул все вверх дном, чтобы найти ее. Годами следил за тем, чтобы ее приметы находились в кармане у всех полицейских и жандармов Франции, и каждый раз, когда он узнавал, что в Сене найден труп женщины, бежал в морг в страхе, что узнает любимую супругу.
Вокруг этой верной любви создавались легенды.
«Не могу избавиться от мысли, что с ней случилось какое-то несчастье. Люди будут говорить, что по моей вине…»
Один глаз у Фумеля был более светлый, чем другой, и это производило впечатление, что он косоглазый.
— Пока жив, не разлюблю ее, — уверял он. — Я уверен, что найду ее когда-нибудь… — И он все еще не терял надежды, хотя ему было уже за пятьдесят. Эта большая любовь не мешала ему, однако, терять время от времени голову из-за какой-нибудь другой женщины, но судьба ожесточилась против него, и каждая из этих мимолетных связей тянула за собой какие-то непредвиденные сложности. Видимо, он был обречен на роль несчастного любовника.
Этих любовных историй в его жизни было так много, что даже возникло подозрение, что он занимается женщинами как-то профессионально. Его чуть не выгнали из полиции!
Такси миновало Порт-Дофин, повернуло направо и въехало в Булонский лес. Издалека было видно мигание карманного фонарика. Дальше, на краю аллеи, двигались человеческие тени.
Мегрэ вышел из такси и расплатился с шофером. Одна из теней приблизилась к нему.
— Хорошо, что вы уже приехали, господин комиссар… — прошептал Фумель, притоптывая, чтобы согреться. — Их еще нет.
Два велосипеда были прислонены к дереву, двое полицейских в коротких пелеринках тоже топали ногами по обледеневшей земле; стоявший рядом с ними невысокий мужчина в серой шляпе время от времени поглядывал на часы, не скрывая нетерпения.
— Разрешите вам представиться: доктор Буарон, — сказал он.
Мегрэ рассеянно пожал ему руку, поскольку его внимание привлек темный силуэт, лежавший под деревом. Фумель направил на него свет карманного фонаря.
— Может быть, господин комиссар, — начал он, — вы не будете сердиться, что я вытащил вас сюда… Мне кажется, что это дело какое-то необычное… Здесь что-то необъяснимое.
— Кто первый обнаружил тело?
— Два полицейских — велосипедный патруль. Они ночью осматривали территорию.
— В котором часу?
— Около половины четвертого… В первый момент они подумали, что под деревом валяется какой-то мешок…
На траве, покрытой инеем и жесткой от мороза, лежало тело. Оно было почти свернуто в клубок, и только одна рука со стиснутой ладонью торчала наружу, словно покойный хотел что-то схватить.
— Причина смерти, наверное, еще не установлена? — обратился Мегрэ к врачу.
— Я не осмелился прикоснуться к телу до прибытия властей, но, насколько можно судить по внешнему виду, череп проломлен в результате одного или нескольких сильных ударов, нанесенных каким-то тяжелым предметом.
— Череп проломлен тяжелым предметом… — повторил Мегрэ, как бы желая закрепить в памяти слова врача.
Он наклонился и при свете карманного фонаря стал рассматривать лицо, настолько изуродованное, что нельзя было различить его черт. Это была сплошная кровавая масса.
— Не могу утверждать с полной уверенностью до вскрытия, но подозреваю, что удары наносились тогда, когда этот человек был уже мертв или по крайней мере находился в агонии.
Фумель, едва различимый в темноте, вмешался:
— Теперь вы понимаете, почему я вытащил вас из постели, шеф?
На жертве был хороший костюм, не слишком элегантный, а такой, какие носят, к примеру, чиновники или хорошо обеспеченные пенсионеры.
— Говоришь, в карманах ничего нет?
— Я осторожно посмотрел, но пальцами ничего не нащупал… Осмотрите все вокруг, господин комиссар.
И Фумель провел светом фонарика круг над головой лежащего. Нигде не было видно следов крови.
— Его убили не здесь. Доктор того же мнения. С такими ранами он должен был потерять много крови. Привезли его сюда скорее всего на машине. Судя по положению, в котором он находится, можно предположить, что доставившие сюда труп просто выбросили его из багажника.
Булонский лес стоял неподвижный, застывший, как театральная декорация, и только далеко за деревьями поблескивали молочным светом уличные фонари.
— Внимание!.. Кажется, они едут…
Со стороны Порт-Дофин действительно приближался длинный черный автомобиль, и Фумель побежал ему навстречу, посвечивая себе фонариком.
Мегрэ, попыхивая трубкой, стоял в стороне.
— Это здесь, господин прокурор… Районный комиссар пошел позвонить, чтобы вызвать карету «скорой помощи», сейчас он вернется…
В мужчине, вышедшем из машины, Мегрэ узнал вице-прокурора Кернавеля. Это был человек лет тридцати, высокий, худой, элегантный.
Того, второго, который вышел из машины, Мегрэ тоже знал, хотя работал с ним редко. Это был судебный следователь Кажу, человек лет сорока. Он всегда старался лавировать между старыми и новыми предписаниями, так, чтобы ни с кем не ссориться. Третий из приехавших, протоколист, отошел в сторону, чтобы держаться как можно дальше от трупа, как бы опасаясь, что один вид его вызовет у него рвоту.
