Мегрэ поднялся к себе в комнату и, кинув взгляд в окошко, обнаружил, что граф нерешительно топчется возле своей желтой машины, которая вновь очутилась во дворе замка. А может, он опять собрался в деревню, только на этот раз пешком?
Комиссар заторопился. Чуть погодя он уже шагал к замку и, не доходя метров ста до церкви, столкнулся с графом.
— Куда вы направляетесь? — осведомился Мегрэ.
— Никуда. Сам не знаю.
— Может быть, хотели зайти в церковь?
Этих обычных слов оказалось достаточно, чтобы согнать все краски с лица графа, словно слова эти содержали некий таинственный и жуткий смысл. Да, ничего не скажешь. Морис де Сен-Фиакр оказался, что называется, слаб в коленках. С виду здоровяк, крепыш, настоящий спортсмен, пышущий здоровьем и энергией. А приглядишься поближе — и видишь все пороки благородного происхождения. В мышцах его, уже слегка затянутых жирком, не было ни капли энергии. Вот и теперь после бессонной ночи он утратил не только апломб, но и вообще веру в себя.
— Вы уже заказали карточки-уведомления о похоронах?
— Нет.
— А как же ваши родственники, соседи, местная знать?
Молодой граф вспылил:
— Они не придут. Разве вы сами не понимаете?
Раньше — да! Когда был жив отец… Во время охотничьего сезона у нас в замке неделями гостило до тридцати человек.
Мегрэ знал это лучше, чем кто-либо другой: когда-то и он сам, натянув белую куртку загонщика, любил участвовать в таких охотах, правда, без ведома родителей.
— А с тех пор…
И Морис махнул рукой, словно заключив:
— Мерзость и запустение…
Наверняка по всему Берри шли пересуды о полоумной старухе, на старости лет позорившей себя с молодыми секретарями. А тут еще фермы распродаются одна за другой. И сынок валяет дурака в Париже.
— Как вы думаете, могут ли похороны состояться прямо завтра? Понимаете? Лучше, если эта история утрясется как можно быстрее.
Медленно проехала тележка, груженная навозом, ее широкие колеса, казалось, перемалывали булыжники мостовой. День уже занялся, но оказался еще пасмурнее, чем накануне, правда, ветер слегка утих.
Мегрэ заметил шедшего через двор замка Готье: управляющий явно направлялся к ним.
И тут случилось нечто странное.
— Вы позволите? — сказал комиссар графу и заторопился к замку.
Пройдя метров сто, он обернулся. Морис де Сен-Фиакр стоял на пороге приходского дома. Похоже, он уже позвонил в дверь. Но едва он заметил, что за ним наблюдают, как поспешил прочь, не дожидаясь, пока ему откроют.
Теперь он явно не знал, куда податься. Вся его повадка говорила о крайней растерянности. Комиссар тем временем поравнялся с управляющим, который заметил, что Мегрэ спешит ему навстречу, и приостановился с вызывающим видом.
— Что вам угодно?
— Кое-что уточнить. Вы собрали сорок тысяч для графа?
— Нет. Пусть кто угодно пытается раздобыть для него эти деньги. Здесь у нас все знают, чего стоит его подпись.
— Так что же ему…
— Пусть выпутывается, как хочет. Меня это не касается.
Тем временем Сен-Фиакр повернул назад. Судя по всему, ему безумно хотелось что-то сделать, но по какой-то причине это было невозможно. В конце концов, приняв, видимо, решение, он зашагал к замку и на мгновение замедлил шаг, когда поравнялся с Мегрэ и управляющим.
— Готье! Мне нужно дать вам кое-какие распоряжения, так что зайдите в библиотеку.
И граф повернулся, чтобы уйти.
— До встречи, комиссар, — нехотя бросил он на прощанье.
Проходя мимо приходского дома, комиссар почувствовал, что за ним из-за занавесок вроде бы наблюдают. Но полной уверенности у него не было: уже совсем рассвело и свет в доме погасили.
У гостиницы Мари Татен стояло такси. В зале за столиком рядом с Жаном Метейе сидел щеголеватый мужчина лет пятидесяти, одетый в шикарный черный пиджак с атласными лацканами и полосатые брюки.
При появлении Мегрэ он с живостью вскочил и бросился к нему, протягивая руку для рукопожатия.
— Мне сказали, что вы офицер уголовной полиции.
Позвольте представиться: мэтр Талье из буржской коллегии адвокатов. Не хотите ли составить нам компанию?
Метейе тоже поднялся, всем своим видом показывая, что он не одобряет излишней любезности адвоката.
— Хозяин! Обслужите нас, — воскликнул адвокат.
И радушно осведомился:
— Что вам заказать? В такой холод нам всем не мешало бы выпить по стаканчику. Три грога, дитя мое.
Дитя — это была бедняжка Мари Татен, остолбеневшая от подобного обращения.
— Надеюсь, комиссар, вы не в обиде на моего клиента. Как я понимаю, он относится к вам с известным недоверием. Но не забывайте: это юноша из хорошей семьи, которому не в чем себя упрекнуть. Поэтому он с возмущением воспринял все подозрения на свой счет. Если можно так выразиться, его вчерашнее дурное настроение является лучшим доказательством полной его невиновности.
Не было нужды поддерживать разговор: адвокат сам задавал вопросы, сам же на них и отвечал, плавно и округло поводя руками.
— Разумеется, я еще не успел ознакомиться со всеми деталями. Если не ошибаюсь, графиня де Сен-Фиакр умерла от сердечного приступа вчера утром, во время заутрени. С другой стороны, в ее молитвеннике обнаружена бумага, позволяющая предположить, что смерть была вызвана сильным потрясением. Но разве сын покойной, который в силу какой-то странной случайности оказался в этих краях, обратился в полицию? Нет! К тому же, я думаю, что его заявление было бы отклонено. Преступные действия, если таковые действительно имели место, недостаточно очевидны, чтобы это могло служить основанием для возбуждения уголовного дела.
Вы согласны со мной, не так ли? Раз в полицию не обращались, значит, не может быть и расследования.
Тем не менее я прекрасно понимаю, почему вы ведете расследование в частном порядке, но в то же время в качестве официального лица.
Однако мой клиент не может довольствоваться тем, что его не преследуют по закону. Он хочет, чтобы с него сняли все подозрения.
Слушайте меня внимательно. Какое, в сущности, положение занимал он в замке? Он был своего рода приемным сыном графини. Оставшись одна, графиня, видевшая от родного сына одни лишь огорчения, черпала силы в преданности и порядочности своего секретаря.
Мой клиент отнюдь не бездельник и не шалопай. Он мог удовлетвориться той беззаботной жизнью, которую ему предоставили в замке. Но он стал работать. Старался повыгоднее разместить капитал графини. Даже интересовался новейшими изобретениями.
Разве мог он быть заинтересован в смерти своей благодетельницы? Да что говорить? Конечно нет. Не правда ли?
