— Кто после этого скажет, что у меня не наметан глаз? Ведь я как в воду глядел! — заметил г-н Оскар.
— А это, собственно, к чему? — спросил Мегрэ.
— А к тому, что я следил за ней. Это было нетрудно. Я сразу почувствовал, что она насквозь фальшива, что все ее повадки — напускное. Одно время мне даже казалось, что датчанин тоже притворяется. Во всяком случае, я решил держать с ним ухо востро. Не верил я ему и предпочитал вертеться вокруг его курочки… Ты, женушка, только не волнуйся. Сама знаешь, в глубине души я всегда стремился вернуться к тебе. А остальное — так, делишки… В общем, когда одноглазый уезжал, я давай ходить-бродить вокруг ее дома. И вот однажды у нас завязался разговор через окошко — ведь он всегда держал свою красотку взаперти. Она сразу смекнула, что к чему. Я кинул ей комок воска, и она сняла слепок с дверного замка. Через месяц мы с ней встретились в глубине парка и, сами понимаете, нашли общий язык. Ничего тут мудреного нет. Он осточертел ей, этот аристократ. А сердцем она тянулась к родной среде, понимаете?
— И с тех пор, — медленно сказал Мегрэ, — у вас, Эльза, вошло в привычку каждый вечер добавлять в чай Карла Андерсена таблетки веронала, чтобы усыплять его?
— Да.
— И вы уходили к Оскару?
Жена «гаражиста» с красными от слез глазами с трудом удерживала рыдания:
— Они обманывали меня, комиссар! Вначале муж мне говорил, что она, мол, свой человек и что будет добрым делом хоть изредка вытаскивать ее из этой дыры. И вот по ночам он стал вывозить меня с ней в Париж. Там устраивались попойки с друзьями. Ну а я ни о чем не догадывалась, пока не застукала их.
— Ну и что такого? — вмешалась Эльза. — Он как-никак мужчина, не монах. А она, бедняжка, совсем дохлая.
Эльза замолчала. Глаза ее глядели тревожно. Ей стало не по себе.
Вдруг сверху снова пришел Люкас.
— Нет ли в доме спирта для горелки?
— Зачем?
— Надо продезинфицировать хирургические инструменты.
Эльза выбежала на кухню и вскоре вернулась с бутылкой.
— Вот спирт. А они спасут его? Он очень мучается?
— Какое свинство! — тихо вымолвил Мишонне, который с самого начала разговора словно впал в прострацию.
Глядя ему в глаза, Мегрэ обратился к «гаражисту»:
— Ну а с этим что?
— Вы что, еще не поняли?
— Почти понял. У перекрестка стоят три дома. Каждую ночь приезжают и уезжают какие-то странные машины. Главным образом, грузовики для перевозки овощей. Возвращаясь порожняком из Парижа, они забирают краденый товар. Дом Трех вдов не внушал никакого беспокойства. Но ведь оставалась еще эта вилла.
— Не говоря уж о том, что нужен был почтенный господин для перепродажи некоторых вещей в провинции.
— И Эльзе поручили, как говорится, «охмурить» Мишонне?
— Точно. Какая же из нее красотка, если бы даже это у нее не вышло! Короче, он в нее врезался. Как-то ночью она его притащила с собой, он налакался шампанского, и мы его «сделали», в общем, уговорили работать с нами. Потом еще раз свозили в Париж. Получилась одна из наших самых веселых пирушек. А его жена думала, что он в инспекционной поездке. Короче, как говорится, влип человек. И самое смешное: он решил, что вот, мол, к нему пришла любовь и стал ревновать Эльзу, как школьник. Ну, обхохочешься! При его-то роже инкассатора… Тьфу!
Сверху послышался какой-то неясный шум, и Мегрэ увидел, как Эльза побледнела. Забыв о происходящем допросе, она стала напряженно вслушиваться.
— Крепче держите больного! — донесся голос хирурга.
Мегрэ посмотрел в окно. На белом гравии аллеи резво прыгали два воробья.
Комиссар снова набил табаком трубку, снова оглядел арестованных.
— Остается одно: узнать, кто убил… Тихо!
— За хранение краденого мне могут дать разве что…
Нетерпеливым жестом комиссар заставил Оскара замолчать и продолжил анализ событий:
— Из газет Эльза узнает, что похищенные в Лондоне драгоценности стоимостью в два миллиона, видимо, находятся в руках Исаака Гольдберга, с которым она была знакома со времени ее участия в делах копенгагенской банды. В письме к Гольдбергу она назначает ему встречу в гараже у перекрестка Трех вдов и обещает выкупить у него брильянты за хорошую цену. Гольдберг не забыл ее и, не подозревая ничего дурного, приезжает на своей «минерве». Его принимают в доме, с ним распивают шампанское и, разумеется, подтягивают резервы. Иными словами, все вы на подхвате. Но вот убийство совершено, и надо куда-то девать труп. Мишонне, несомненно, нервничает: он впервые столкнулся с настоящей драмой. Поэтому ему наливают больше, чем остальным. Оскар, наверно, предлагает бросить труп в канаву, где-нибудь подальше. И тут Эльзу осеняет. Ей надоело жить взаперти днем и прятаться по ночам. Надоели разглагольствования насчет нравственности, добра и красоты. Ей осточертело бедствовать, считать каждое су. Она дошла до того, что уже ненавидит Карла Андерсена. Но она знает: он любит ее так сильно, что готов скорее убить ее, нежели потерять. И вот она пьет, хмелеет, и вдруг ей взбредает на ум совершенно дикая мысль, а именно — обвинить в убийстве Карла. А тот ослеплен любовью и, конечно, ни в чем дурном свою подружку не заподозрит. Скажите, Эльза, это так?
И в первый раз за все время этого монолога она отвернулась.
— Перекрашенную «минерву», — продолжал Мегрэ, — угонят за пределы округи, ее продадут или бросят. Главное, чтобы все истинные виновники остались вне подозрений. Больше всех трусит Мишонне. Тогда принимается решение похитить его автомобиль, что наилучшим образом обеляет его в глазах правосудия. Поэтому он первым обращается с жалобой, поднимает шум вокруг своей исчезнувшей «шестерки». Но, кроме того, надо заставить полицию искать труп именно у Карла. Тут-то и возникает замысел подменить автомобили. Труп усаживают за руль «шестерки», Андерсен напичкан снотворным и так же, как и во все другие ночи, спит крепким сном. «Лимузин» вкатывают в его гараж, «ситроен» — в гараж Мишонне. Где уж тут разобраться полиции, запутается, конечно. Но это еще не все. В этих местах Карл Андерсен слывет полусумасшедшим. Крестьян пугает его черный монокль. Значит, по-видимому, его и признают виновным. Ведь вся эта история так необычна, что вполне соответствует и его репутации, и всему его облику. Кроме того, оказавшись под арестом, не покончит ли он с собой? Не пойдет ли на самоубийство во избежание скандала, который опозорит его семью, если будет установлено, кто он на самом деле?
Маленький доктор из Арпажона просунул голову в приоткрытую дверь:
— Еще кого-нибудь на подмогу, чтобы держать раненого. Нам так и не удалось усыпить его.
Его багровое лицо выражало беспокойство. В саду оставался еще один инспектор.
— Идите сюда! — крикнул ему Мегрэ.
И в эту секунду его неожиданно толкнули в грудь.
