Определив волею случая главное направление работы, Клякса взял на базе Ролика и своим ходом двинул на смену Морзику и Андрею Лехельту, просидевшим ночь и полдня в машине у экрана монитора. Машину они спрятали во дворе на Двинской, откуда просматривался вход в массажный салон “Красная шапочка”.
Старый, отдохнув от вчерашнего, приехал на базу к обеду. Он был не зол и не обижен, а несколько опечален. Тень вселенской грусти изменила его твердое самодовольное лицо неожиданно приятным образом.
Назначение на новый объект он воспринял равнодушно: надо, так надо. Пошел в комнату оперативного, связался с машиной разведки. Ему ответил зевающий и стонущий от онемения конечностей Морзик. Просидеть почти сутки в тесном салоне — не сахар.
— Развлекаетесь? — спросил Тыбинь, имея в виду наблюдение за ночной жизнью борделя.
— Да ну! — фыркнул Черемисов. — Андрюха так поставил камеру, что ни черта не видно!
— Тайника не видно?
— Тайник-то виден... Больше ни черта не видно! Одни пятки или головы, кто как разложится... Я ему уже говорил: не мог на палец выше приподнять?
— У вас там некто Дудрилин не засветился?
— Это кто? — слышно было, как Морзик шуршит бумагой, перелистывает аналитическую справку. — Хозяин салона? Не знаю... Какие-то крутые тачки стоят с утра... джип и “тойота”... отсюда плохо видно. Мы туда не ходили, чтобы не светиться.
— Фотографии нет? Нулевый, значит... Понятно...
— Эй, Миша, когда нас сменят?! — закричал Морзик. — Глаза уже болят! Мы тут уже все кусты зас... ли! Жильцы будут жаловаться!
— А ты канистру с собой бери, — проникновенно посоветовал Старый. — Или бидон.
И Тыбинь, поделившись бесценным опытом с молодыми сотрудниками, вышел из комнаты оперативного и позвал Киру и Пушка экипироваться.
В справке по Дудрилину кроме домашнего адреса и кратких биографических данных ничего не было. Поднять объект с нуля непросто. Случаются всевозможные казусы. Однажды наряд “наружки” целую неделю сопровождал вместо назначенного объекта его шурина, живущего с ним в одной квартире. Опер, анализировавший сводки наблюдения, до умопомрачения ломал голову над вопросом: что делает каждый Божий день, с девяти до шести, процветающий наркоторговец на ТЭЦ № З? Даже возникла рабочая версия о подпольном заводике по переработке опиума...
А теплотехник-шурин всего лишь рассекал в машине богатого родственника на работу, пока тот был в деловой отлучке.
Дудрилин жил на краю города, на Аннинском шоссе. Машина неторопливо пошла на юг. Женщины тут же скооперировались и шушукались на заднем сиденье о чем-то своем. Михаил курил, чуть приоткрыв стекло. Вдоль дороги тянулись провода на столбах, поодаль резво бежала электричка, похожая издали на проворную толстую гусеницу...
Шансов застать Дудрилина дома в эту пору было немного. Деловой люд Петербурга спит до обеда, потом выбирается в город и возвращается домой, дай Бог, под утро. Онегинский стиль... господа, как-никак. Старый планировал осмотреть подъезды, выявить других жильцов дома, охрану, соседей. Немаловажный момент: есть ли собаки и сколько их? Нулевой объект может таить в себе множество сюрпризов. Вышло, однако, иначе...
Дом Дудрилина, обнесенный глухим бетонным забором с прожекторами и проволокой по периметру, стоял посреди обширного пустыря, бывшего некогда школьным стадионом. Это был даже не дом, а маленький дворец — с башенкой, флюгером в виде адмиралтейского кораблика и отдельным зданием для прислуги. На фоне разоренной обветшалой застройки пригорода он выглядел диковато со своей аллеей от шоссе к воротам, обсаженной голубыми кремлевскими елями. Точно золотая юрта Батыя на пепелище Рязани. Черными выбитыми окнами взирала на него заброшенная школа...
Старый, издали заметив необычный флюгер, снизил скорость, покачал головой, поцокал языком. Встать незамеченными в достаточной близости от дома не представлялось возможным. Это вам не спальные кварталы. Кира с Людочкой оставили важные женские разговоры и тоже глядели вперед, на замок, торчащий башенкой над темными стрехами русских избушек. Машина плавно прошла последний поворот — и глазам разведчиков представилось увлекательное зрелище.
Два молодых спортивного вида парня в черных кожаных куртках профашистского толка, морща от усердия бритые затылки, били ногами нечто маленькое, вертлявое, в ярко-желтом реглане, стараясь ударить побольнее. Поверженное навзничь тело не сдавалось, проворно изворачивалось и металось из стороны в сторону по дорожке, продвигаясь рывками в сторону дома и демонстрируя то ли несгибаемый дух, то ли укорененную привычку к подобным ситуациям. На обочине с распахнутыми дверцами нос к носу стояли красный спортивный “рено” и белая “Волга”.
Бес несогласия и противоречия, который день смущавший оперуполномоченного, заставил Тыбиня тормознуть и, не говоря ни слова Кире и Пушку, выскочить на дорогу. Старый сегодня решительно не хотел оставаться невидимкой и действовал как в годы своей бурной ментовской молодости.
Набежав сбоку, как носорог, Тыбинь головой и плечом боднул одного из нападавших и снес его с дороги прочь. Человечек в желтом реглане тотчас привстал на четвереньки и молниеносно улепетнул на карачках к воротам, освобождая место для драки. При таком способе передвижения он немилосердно рвал одежду на локтях и коленях — но абсолютно не обращал на это внимания, обеспокоенный в данный момент сохранностью собственной шкуры.
Второй молодчик нехорошо осклабился, принял боевую стойку и напал на Тыбиня, осыпав того отработанным градом ударов руками и ногами. Старый все пятился, вяло отмахиваясь, подставляя многострадальные плечи и бока, поджидая, пока нападавший выдохнется, — и тогда с разворота жестко ударил его маленьким кулаком в грудь, прямо в кость. Черная тонкая кожа лопнула от удара, молния разъехалась. Парень охнул, опустил руки и сел на задницу — в сугроб. Глаза его закатились от боли.
Первый, торопливо выкарабкавшись из канавы, склонился над ним, охватил за плечи:
— Колян, Колян, чем он тебя? Вот гад! Куртяк порвал! Живого человека — кастетом!..
Старый, достав чистый носовой платок и зажимая разбитый нос, запрокинув голову, сказал гнусаво:
— Забирай его и вали подобру-поздорову. А то сейчас разозлюсь...
Молодчик под белы руки повел своего напарника к машине и, отойдя подальше, прокричал:
— Я тебя запомнил! Мы тебя еще подловим!
Тыбинь загреб с дорожки снега, приложил к переносице. Снег быстро становился красным и таял. Костяшки кулака ободрались о молнию куртки нападавшего. С дороги, не выходя из машины, на него встревоженно смотрели Кира и Пушок. Кира уже сидела за рулем, готовая прийти на помощь. Он успокаивающе помахал им.
— Человек! Э! Человек! — раздался позади писклявый голос. — Помоги мне, человек!
Спасенная жертва нападения по-прежнему стояла на четвереньках и в этой необычной позе смотрела на Тыбиня по-собачьи, осознанно и с голодным любопытством. Физиономия жертвы была худенькая, подвижная, узкая передняя челюсть заметно выдавалась вперед, усиливая сходство с хвостатым четвероногим другом. Большие безумные глаза вращались по сторонам, придавая гримасам мужчины звериную живость и выразительность.
