А третья моя золотая медаль — элегантный и перспективный
муж, от одного вида и манер которого откровенно балдели все мои подруги,
замужние и незамужние? Какой же это выигрыш, когда супруг абсолютно ничего во
мне не понимает, а у меня его исконные и законные желания порождают только боль
и стихийную едва ли не звериную ярость? Призадумалась я, одним словом. Было над
чем. Ум мой работал систематически, и я пришла к ясной и конструктивной мысли о
том, что здесь еще не все упущено, что мы с Ипполитом должны подойти к проблеме
конструктивно, разложить ее на составляющие, построить системный график и
составить оптимальный алгоритм решения.
Начинать надо с себя, и я, готовясь к поездке на постоянное
местожительство и к новому витку биографии, стала осваивать научно-методическую
литературу по теме. Я вскоре познала, что было доисторически неграмотна в
проблеме «М- Ж», что мой благоприобретенный муж был еще более девственен
(несмотря на его явный сексуальный опыт), чем я. Но кто и где передавал бы нам
многотысячелетний мировой опыт в этой области психологии?..
Ипполит встречал меня на вокзале с букетом цветов, он был
еще более элегантен, чем всегда, и еще более остроумен, но в глазах его застыла
настороженность. И когда я неожиданно для него вдруг нежно прижалась к нему и
троекратно сильно поцеловала прямо в губы, он так потешно захлопал ресницами,
что я звонко рассмеялась, а он с облегчением рассмеялся вслед за мной.
Когда вечером мы остались одни, я четко по пунктикам
объяснила ему, что существует целая наука — отношений мужчины и женщины, и мы
ради своего счастья должны ее совместно осваивать. Он комически поднял брови:
что еще за учебный предмет в программе и кто будет принимать зачеты, и в какой
форме семинарской или по билетам, и какая шкала оценок?.. Остроумный и
находчивый он был, в этом не откажешь. Но все-таки что-то понял, и ночью был не
столь бешен и нахрапист, а слушался меня. Я же изучила литературу по теме
«дефлорация», и вот, через два месяца после свадьбы помогла ему, наконец,
провести весьма болезненную для меня операцию и лишилась ее в позе на спине
колени вверх и в сторону девственности и сильно-таки испачкала кровью простыню
(надо сказать к полному его успокоению). Бог мой, до чего все это было больно и
противно, но я твердо решила стать на путь строительства семейных отношений и
постановила все вытерпеть во благо семейной жизни.
А надо было не просто вытерпеть, но проявить разумную
выдержку и дождаться заживления внутренней раны. Однако назавтра я уступила его
домоганиям и демагогическим речам и какую резкую снова боль испытала, а главное
— возник у меня устойчивый отрицательный рефлекс на близость! Ни у меня, ни у
него не было не то что опыта петтинга (наружных ласк), но даже и слова такого
мы не слыхивали, и в результате я опять заорала и отшвырнула его, беднягу,
когда он с ходу полез в мое истерзанное лоно своей сухой палкой, и зарыдала
горько. И надолго-надолго отлетела прочь моя охота к строительству семейной
жизни!.. Опять на ночь я зажималась в комок, лежа спиной к нему и вцепившись в
свои трусики, как в последнюю надежду, и уж не знаю — по пальцам наперечет,
наверно, были наши так называемые контакты в течение года, и уж каким чудом я
зачала все же Максима — этого мне не объяснить.
А внешне — блеск и преуспевание. Ипполита решили оставить в
аспирантуре при МИМО, учитывая его высокие перспективные качества. Я — тоже
аспирантка в Институте стали, тоже потенциальный кандидат наук. В доме —
изобилие коммунистической эры, мир да лад между старыми и молодыми, обилие встреч,
компаний, культпоходов, элитных, но очень милых знакомых и т. д., и
т. п. Радуйся — не хочу! А уж когда оказалось, что у любимой невестки
юбка, что говорится, к носу полезла, радости и заботы в семье и вокруг
добавилось еще больше. Лучшие врачи из Кремлевки, лучшие фрукты, лучшие
спектакли, лучшие люксы в загородных базах — если это не рай, то где же он еще
может быть?
Ипполит перестал меня домогаться, как-то успокоился. Нашу
двойную кровать мы расставили и уже давно спали врозь, чтобы невзначай не
придавить в животе наследника. Беременность я переживала легко, муж ко мне был
предупредителен, дипломатично относился к капризам, и я была довольна. Решила,
видимо, что строительство семейных отношений движется в правильном направлении.
Дура-то была: движется без приложения рук! Движется — без сексуальной-то
привязки!
Максима рожала, в общем-то легко, под наблюдением лучших
акушеров отечества: еще бы, на свет пожаловал сам наследный принц оного
королевства, и врачи, и санитарки это отлично разумели. Вот я и стала матерью!
Ипполит взволнованно принял из рук дежурной санитарки пышный и невесомый
сверток, уплатил ей традиционную пятерку за покупку и преподнес коробку
сногшибательных английских конфет, а уж дома — нас ждали, как ждали!
Удойность у меня была отличная, я была весела, сосредоточена
на малыше и не сразу обратила внимание на то, что атмосфера в семействе
значительно помрачнела. Меня не тревожили дурными новостями, но разве шило в
мешке утаишь? «Доброжелатели» прислали мне анонимку (видно, им невыносимо было
при встречах наблюдать цветущую, совершенно счастливую женщину), — из
которой узнала, что Ипполиту за аморальное поведение, выразившееся во
внебрачных отношениях с какой-то нашей общей знакомой средних лет вынесли
строгий выговор по партийной линии и поставили вопрос об исключении его из
аспирантуры.
Гром небесный ударил мне в уши: да ведь это я, мыслительница
несчастная, «строительница» семейного счастья, во всем виновата! Что же ему и
было-то делать другого, не кастрироваться же?.. С жарко пылающим лицом
понеслась я в комнату свекра и протянула ему эту гадкую бумагу. Я хотела во
всем покаяться. Но он мельком глянув на листок, усадил меня и стал хрипло
объяснять, что Ипполит здесь не при чем. Что все это — игры совсем другого
масштаба. Что это — очередной ход тех его, замминистра противников, которые
давно хотят его свалить. А Ипполит мелкая пешка в большой игре. Такова жизнь,
доченька, ты сама должна понимать, что конь о четырех ногах да спотыкается, а
тут молодой мужик, жена в положении, он же тебя и поберег, ну, сбегал на
сторону, с кем не бывает? Я, что ли, не гулял от жены? А все равно дороже ее
нет для меня на свете. И ты прости Ипполита. Беда не в том, что он на сторону
сходил, а в том, что не с той он гульнул, дурак, щенок! Переспал он с женщиной,
которая на содержании у самого… — и тут свекорбатюшка указал пальцем на
потолок. — Вот такие-то у нас дела… — Глаза его бегали голос дрожал,
и я поняла, что не за меня он боится и даже не за сына своего незадачливого, а
за себя, за свою карьеру. Было мне невыносимо противно, хотя я чувствовала свою
глубокую вину перед Ипполитом. Правда, когда я с Максимом уже уехала в
Ленинград, мне пришла в голову мысль, что у них так принято — во всех случаях
гулять от жены, лишь бы все было шитокрыто, и, возможно, моя степень вины не
столь уж и велика. А, впрочем, нет: я виновата — в том, что не смогла мужа так
к себе привязать, такими нерушимыми цепями приковать, чтобы и думать он не
хотел о другой женщине! Чего же мне, вечной золотой отличнице не хватило для
этого?
Прошло несколько месяцев, Ипполит явился в Питер, был он
мрачнее мрачного и холоднее холодного. Сообщил, что его посылают за рубеж в
качестве журналиста-международника. Согласна ли я ехать с ним, ибо без жены их
в такие долгие поездки не выпускают? Услыхав мое твердое «нет», испытал как бы
облегчение и попросил в таком случае дать согласие на развод. «О Максиме не
беспокойся, он будет обеспечен и по закону, и сверх того».
