Нажав отбой, я кинулся к машине, на ходу набирая номер Маккензи.
Глава 20
Нетрудно догадаться, что случилось. Дом рассказал всю историю. На том же расшатанном столике, за которым мы в свое время ели жареное мясо, лежал надкусанный сандвич, уже начавший коробиться на солнцепеке. Рядом – безразлично наигрывающий какую-то мелодию радиоприемник. Дверь, ведущая из кухни в садик, распахнута настежь, в проеме болтается стеклярусная занавеска, которую постоянно задевали снующие взад-вперед полицейские. Половик из кокосовой копры, ранее лежавший при входе, отброшен к холодильнику. А вот телефонная трубка на своем обычном месте. Там, куда ее положила чья-то рука.
Сама же Дженни словно испарилась.
Когда я приехал, полиция не хотела меня впускать. Они уже отгородили место происшествия кордонами, и толпа соседей с детьми мрачно следила с улицы, как одетые в униформу сотрудники то исчезают внутри, то появляются вновь. Молодой констебль, нервно обшаривавший взглядом загон возле дома, преградил мне дорогу, едва я шагнул к калитке. Выслушивать объяснения он отказался, и его можно было понять: ведь я находился в таком взвинченном состоянии. Пройти разрешили только с появлением Маккензи, который, вскинув руки, все пытался меня успокоить.
– Ничего не трогайте, – сказал он в дверях, будто я сам ничего не понимал.
– Я не новичок!
– Вот и прекратите себя так вести.
Я чуть было не огрызнулся, однако вовремя сообразил, что он прав. Сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Маккензи задумчиво меня разглядывал.
– Вы с ней хорошо знакомы?
Захотелось сказать: «Не лезьте в чужие дела!» – но, естественно, такого я не мог себе позволить.
– Только-только начали встречаться, – ответил я и сжал кулаки, увидев, как двое полицейских обрабатывают телефон, снимая отпечатки пальцев.
– Всерьез или просто так?
Я молча взглянул ему в лицо. Секунду спустя он кивнул:
– Извините.
«Нечего извиняться! Делай хоть что-нибудь!» Впрочем, все, что можно, уже и так делалось. Над головой стрекотал полицейский вертолет, а в полях виднелись фигурки людей в униформе.
– Расскажите еще раз, как все было, – распорядился Маккензи.
Я повиновался, до сих пор не веря в случившееся.
– Вы точно запомнили время, когда она сказала, что в дверь звонят?
– Да, я как раз посмотрел на часы, чтобы рассчитать, когда вернуться.
– И ничего больше не слышали?
– Нет! Господи Боже, средь бела дня! Как вообще кто-то мог запросто постучаться и утащить ее?! В поселке полно вашей дурацкой полиции! Какого черта! Чем они занимаются?!
– Слушайте, я понимаю ваши чувства, но...
– Нет, не понимаете! Кто-то должен был хоть что-то заметить!
Маккензи только вздохнул и терпеливо продолжил расспросы. Лишь потом я сообразил, какой выдержки ему это стоило.
– Мы опрашиваем всех соседей, но из других домов садика совершенно не видно. Впрочем, к нему ведет одна дорожка, через загон. Преступник мог подъехать на автофургоне, а потом вернуться тем же путем, и с улицы его бы никто не заметил.
Я выглянул в окно. Вдали виднелось зеркало озера, неподвижное и невинное. Маккензи, надо полагать, догадался, о чем я думаю.
– Никаких следов лодки. Вертолет еще обшаривает окрестности, хотя...
Не надо объяснять. Между тем, как Дженни пошла открывать дверь, и приездом полиции минуло почти пятнадцать минут. Для того, кто хорошо знаком со здешними краями, времени более чем достаточно, чтобы исчезнуть самому и прихватить с собой человека.
– Почему же она не позвала на помощь? – спросил я, несколько успокоившись. Впрочем, это было спокойствие отчаяния, а не умиротворения. – Она бы не пошла с ним безропотно.
Маккензи не успел ответить: снаружи раздался какой-то шум. Секунду спустя в дом ворвалась Тина. Лицо белое, искаженное паникой.
– Что случилось? Где Дженни?
Я только головой покачал. Тина принялась лихорадочно озираться.
– Это он, да? Он ее забрал?
Мне захотелось хоть что-нибудь ответить, но говорить было нечего. Тина в отчаянии закрыла лицо руками.
– О нет! О Боже, пожалуйста, нет!
Она разрыдалась. Немного поколебавшись, я подошел к ней и коснулся ее плеча. Всхлипывая, Тина упала мне на грудь.
– Сэр?
К Маккензи приблизился один из экспертов с пластиковым пакетом для вещественных доказательств. Внутри лежала какая-то грязная скомканная тряпка.
– Нашли под изгородью, у дальнего угла загона, – сказал он. – Там есть дырка, вполне достаточная, чтобы пролезть.
Маккензи открыл пакет и осторожно понюхал. Затем, не говоря ни слова, протянул пакет мне. Запах слабый, но обмануться невозможно.
Хлороформ.
* * *
В поисках я участия не принимал. Во-первых, потому, что не хотел пропустить новые известия. Местность вокруг Манхэма усеяна «мертвыми зонами», где мобильные телефоны не действовали, а мне не улыбалась перспектива оказаться отрезанным от мира на каком-нибудь болоте или в лесу. Во-вторых, я знал, что поиски обернутся пустой тратой времени. Мы не сможем найти Дженни, наугад обшаривая весь район. Во всяком случае, пока этого не захочет похититель.
Тина рассказала нам про мертвую лисицу, на которую наткнулась два дня назад. Даже сейчас она не понимала значения своей находки. Когда Маккензи спросил ее, не попадались ли Дженни в последнее время трупы каких-нибудь птиц или животных, Тина в недоумении уставилась на инспектора. Сначала она ответила отрицательно, однако потом, поразмыслив, упомянула про лисицу. От мысли о том, что предупреждение имелось, но его проигнорировали, к горлу подкатила тошнота.
– Вы до сих пор считаете, что правильно сделали, не рассказав людям про надругательства? – спросил я Маккензи. Лицо его побагровело, и все же он промолчал. Да, я несправедлив: решение приняло начальство. Однако так хочется кому-нибудь врезать...
Про инсулин вспомнила Тина. Завидев, как один из экспертов копается в сумочке Дженни, она вдруг побледнела.
– Господи, это же ее ручка!
Действительно, полицейский выудил из сумки инсулиновый шприц. С виду он походил на толстую авторучку, хотя на самом деле содержал в себе заранее отмеренные дозы инсулина. По утрам, когда Дженни оставалась у меня, я видел, как она вкалывает себе лекарство, поддерживавшее стабильность обмена веществ.
Маккензи вопросительно посмотрел в мою сторону.
– Она диабетик, – ответил я надломленным голосом. Новый удар, да какой! – Ей надо каждый день колоть инсулин.
– А если она не сможет этого сделать?
