— Я просто подумал…
— Подумал он. Думальщик, етить твою мать! Ну давай, что там у тебя?
— Только что у взорванного дома объявились двое оперов эмвэдэшных. Задавали вопросы. В частности, интересовались насчет сертификатов.
— Кто такие?
— Обычные оперативники. Я зафиксировал данные.
— Ну и что ты от меня-то хочешь?
— Понимаете, я подумал, вдруг они как-то причастны к делу?
— Отправь за ними «наружку». Если выяснится, что причастны, — поступай согласно полученным инструкциям. А непричастны, так пусть гуляют.
— Но… они задают вопросы. Боюсь, как бы не просочилась какая информация. Вы ведь сами говорили, что…
Полковник скривился.
— Я помню, что говорил. А вот ты, похоже, забываешь. Может, тебя пора на пенсию отправлять, а? Если ты даже с двумя ментами сам разобраться не можешь.
От начальственного окрика Коновалов невольно прогнулся в пояснице.
— Всё ясно, товарищ полковник. Понял.
— А понял, так выполняй. И учти, майор, если хоть крупица информации просочится в печать, я лично с тебя шкуру спущу. Понял?
— Так точно, товарищ полковник. Ясно.
— Иди. — Когда за подчиненным закрылась дверь, полковник скривился и пробормотал озлобленно: — Служака, мля. Сам шаг ступить боится.
* * *
Когда Олег проснулся, Иван стоял у окна и, отодвинув занавеску, смотрел на улицу. В узкую щель проникал утренний солнечный свет. Гудели машины, звенел трамвай, урчали грузовики, орали воробьи, стараясь перекричать шум проспекта. Звуки города. Олег потянулся, первым делом схватился за «ремингтон» и, выбираясь из кресла, спросил, позёвывая:
— Что-нибудь интересное увидел? — Иван пожал плечами. — Понятненько. А чего смурной-то такой?
— Есть повод веселиться?
— Всё зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «веселье». Никто не звонил?
— Нет. Должны были?
— Приятель мой с биржи обещался. — Олег бросил взгляд на настенные часы. — Опаздывает. Странно. А ведь слыл пунктуальным. Вот что время и деньги делают с людьми.
— Сам позвони.
— Нет, братец. Толич — мужик деловой, я говорил. Раз сам не звонит, значит, пока не с чем. Объявится. Он если обещает — делает. — Олег усмехнулся. — Знаешь, среди людей, с которыми я общался раньше, за слово принято отвечать.
Иван вздохнул, отлепился от стены.
— Кофе будешь?
— Налей, если нетрудно.
— Нетрудно. — Он пошел в кухню ставить чайник.
В это время к дому с Ленинградского проспекта свернули три машины. Первой шла тёмно-синяя «пятёрка».
* * *
Посредник и Веня появились в фойе гостиницы в то самое мгновение, когда на стоянке затормозил вишневый пикап. Киноактер выбрался из салона, подмигнул сидящему за рулем Молчаливому.
— Счастливо.
— Удачи, — ответил тот, поглядывая на «девятку» убийц.
Молчаливый не мог видеть их через темное стекло, но зато кожей ощущал взгляды. Он спокойно, положив левую руку на дверцу и придерживая руль правой, выехал со стоянки. Ему не составило большого труда найти брешь в плане устранения. Убийцы выбрали отличное положение для прицельной стрельбы. Но, как известно, на каждое «хорошо» имеется и своё «плохо». Машины друг друга они видели максимум до середины.
Свернув к корпусу «Г», Молчаливый заглушил двигатель и выбрался из салона. Деловито и спокойно он зашагал назад, на ходу расстегивая сумку и сбрасывая предохранитель «узи».
Посредник, заметив входящего Киноактера, широко улыбнулся и шагнул вперед, протягивая руку для пожатия:
— Рад видеть. Наслышан, наслышан. Образцы бумаг у вас с собой?
— А деньги и документы? — вопросом на вопрос ответил Киноактёр.
— Как договаривались.
— Договаривались: бумаги против денег.
Посредник кивнул.
— Это верно. Пойдемте.
Они прошли к лифтам. Надо отдать должное Киноактеру, на его лице застыло безмятежное спокойствие.
— Остальные ждут вас в машине? — словно бы между делом осведомился посредник.
— А вас это волнует? — На уголках губ Киноактёра повисла странная, загадочная усмешка.
— Разумеется, нет. Меня волнует наличие бумаг.
— Успокойтесь. Бумаги в машине.
Все трое вошли в кабину, но, как только начался подъем, Веня нажал «стоп» и рванул из-под пиджака пистолет.
— Повернись спиной и упрись руками в стену. Ноги на ширину плеч.
Киноактёр усмехнулся, однако выполнил приказание.
— Ты, друг, в ментовке не работал? — спросил он, пока убийца ощупывал его одежду. — Навыки у тебя уж больно профессиональные. И физиономия, кстати, тоже.
— Он чист, — выпрямился Веня, пропуская издевку мимо ушей.
— Я был в этом уверен, — вновь улыбнулся посредник и похлопал Киноактера по плечу. — Мы привыкли верить друг другу. Можете повернуться.
Киноактёр повернулся, одернул пиджак. На его губах вновь появилась туманная улыбка.
— Чему вы улыбаетесь? — полюбопытствовал посредник.
— Думаю, какой удачный сегодня день.
— Чертовски удачный. Чертовски.
* * *
Стоя на лестнице, Тонколицый услышал, как прозвенел звонок, сигнализирующий о прибытии лифтовой кабины. Звук был далёким, но вполне различимым. Чуть приоткрыв дверь, Тонколицый услышал мужской голос. Этот голос он запомнил очень хорошо. Голос посредника.
— Работа у нас тонкая, нервная, — весело вещал тот. — Впрочем, что я вам говорю. Сами все знаете. Надежные люди ценятся на вес золота. Думаю, теперь мы будем встречаться гораздо чаще.
Тонколицый усмехнулся. Отвлекаем внимание? Заговариваем зубы? Болтовня — отличный способ заморочить голову. Но действует только на новичков и дураков. Киноактер же не был ни тем, ни другим. Однако как убедительно врёт, стервец. Если бы посредник сказал ему, Тонколицему, что он, Тонколицый, пять минут назад забрал гонорар и уехал, — поверил бы, не задумываясь. С таким талантом надо работать в театре или в кино. Или в правительстве.
Голос приближался. Тонколицый прикрыл дверь, оставив щель шириной не больше пяти миллиметров, и отступил в сторону от проема. Щелкнул замок. Совсем близко, буквально в паре шагов. Последний или предпоследний номер, решил Тонколицый. Двое убийц, которых он видел в холле, наверняка в соседнем номере.
Открылась дверь. Тонколицый быстро заглянул в щель и тут же отпрянул. Так и есть, крайний. Троица вошла в номер. Дверь закрылась, повернулся в замке ключ.
