Глава 17
Сэм постарался вспомнить все, что выяснил о Фивах перед поездкой; вспомнил про то, как быстро увял город, вспомнил о дороге, которую так и не восстановили, отрезав Фивы от непрошеных гостей и перекрыв кислород экономике округа. В публичной библиотеке в Форт-Смите Сэм взял «Путеводитель по „штату магнолий“» и с его помощью освежил свою память относительно Фиванской колонии для цветных и округа Фивы вообще. Достопримечательности округа были описаны в экскурсии номер пятнадцать, в которой туристам — неизвестно, многие ли воспользовались этим приглашением, — предлагалось посетить юго-восточную часть штата, от Уэйнсборо до Мосс-Пойнта. Это была самая короткая экскурсия из всех перечисленных в проклятом путеводителе: «Маршрут пролегает через отдаленные лесные районы, о которых практически ничего не написано. Экономические и социальные перемены проходили там значительно медленнее, чем в остальных частях штата». Взяв справочник по штату Миссисипи, Сэм нашел в оглавлении раздел «Исправительные учреждения». Подразделу «Парчменская исправительная колония» — речь шла о крупном комплексе в дельте Миссисипи — было отведено несколько страниц, но Фиванской колонии был посвящен только один абзац, в котором сообщалось, что колония основана в 1927 году на месте старой плантации Бонверита как филиал Парчменской колонии, в качестве места ссылки самых закоренелых и неисправимых преступников-негров. В справочнике не было ни слова о том, какие удобства имеются в распоряжении заключенных, и том, разрешаются ли свидания с родственниками.
Эта информация, по крайней мере, дала Сэму две отправные точки: плантация Бонверита и 1927 год. Для продолжения работы он решил отправиться в Джэксон, административный центр Миссисипи, хотя у него и не было ни малейшего желания снова сталкиваться с негостеприимным климатом штата. Еще раз справившись в полицейском управлении Блу-Ай (где Сэм по-прежнему пользовался огромным уважением и считался самым вероятным кандидатом на должность прокурора на предстоящих выборах), Сэм убедился, что его фамилия не значится в списках разыскиваемых преступников, и тронулся в путь при молчаливом неодобрении жены, безразличии детей и с благословения Конни Лонгакр.
Путешествие, которое он проделал поездом и автобусом, прошло без приключений, но на этот раз оно было скрашено тем, чего Сэм оказался лишен в первой части своей предыдущей поездки, — знаменитым миссисипским гостеприимством. Куда бы он ни приезжал, все горели желанием ему помочь, кому-то позвонить, договориться, сделать что-нибудь полезное. В первую очередь Сэм решил навестить некую миссис Джеймс Бофойе («на французский манер, с ударением на последнем слоге, сынок») Риджуэй Третью, которая, как выяснилось, была самой молодой вдовой офицера армии Конфедерации, проживающей в штате. Ее покойный супруг, за которого она вышла замуж, когда ему было шестьдесят, а ей двадцать, смело пошел на позиции янки под командованием Пикетта и получил пулю в легкое. Одному богу известно, как ему удалось остаться в живых, но эту пулю он носил в себе до конца своих дней. Миссис Риджуэй Третья, грозная, как те немецкие танки, которые Сэм в тот снежный день разнес в клочья в Бельгии, являлась строгой хранительницей воспоминаний о прошлом, о чем предупредил Сэма его коллега-прокурор из Джэксона. То есть она знала всю историю высших слоев старого штата Миссисипи, и именно она должна была просветить Сэма о прошлом плантации Бонверита.
Несмотря на свои семьдесят с лишним лет, старушка сохранила облик южной красавицы, подчеркнутый ярким макияжем, изящной затейливой прической и необычайно красивым маникюром. В ней чувствовалась порода. У нее были высокие скулы и тонкие черты лица. Она до сих пор носила все черное, как будто была в трауре, хотя после того, как Джеймс Бофойе скончался в далеком 1923 году, она еще дважды выходила замуж, каждый раз приобретая значительное поместье. Таким образом, миссис Риджуэй похоронила трех мужей, родила одиннадцать детей, похоронила кое-кого из них, пережила испано-американскую войну, Первую и Вторую мировые войны и теперь следила за войной в Корее. Старушка угостила Сэма лимонадом. Они сидели под навесом на крыльце ее особняка в северной части Джэксона, в самом центре квартала, застроенного еще до Гражданской войны, где старинные особняки с портиками напоминали о днях прошлых, но не минувших, а мимо по улице проезжали автомобили, легкие экипажи и повозки, в которых возили мусор седые негры.
У миссис Риджуэй был только один недостаток: ее нельзя было торопить.
Она говорила не спеша, наслаждаясь звуками собственного голоса.
— Да, это было влиятельное семейство, — начала она, устремив взор в прошлое, словно оно по-прежнему было в пределах досягаемости ее красивых морщинистых рук, тонких и изящных. — Они торговали лесом. Глава семейства, Жорж Бонверит, приехал сюда из Луизианы, кажется, в сороковых годах прошлого столетия. В нем текла французская кровь, и он построил настоящую империю. Да, мистер Винсент, если другие видели золото под деревьями, где его никогда не было, Жорж Бонверит увидел золото в самих деревьях, где оно и пряталось. Но для того, чтобы превратить лес в золото, нужна была лесопилка, и Жорж создал ее из ничего на Яксахатчи, создал рабским трудом негров и жесткой дисциплиной. Построив лесопилку, он начал заготавливать лес и сплавлять его вниз по реке. Меня никогда не интересовало, откуда у Жоржа Бонверита взялся стартовый капитал, и вам я также советую проявить мудрость и не копаться в прошлом. Если он действительно был родом из Луизианы, наверняка тут не обошлось без карт, дуэлей и женщин, ибо Бонвериты, как выяснилось, всегда имели вкус к женщинам, своим собственным и всем остальным, лишь бы у тех были изящные ножки, колени с ямочками и попка, как два спелых яблока.
Сэм закатил глаза.
Старуха рассмеялась.
— Какая радость в наши дни и в моем возрасте встретить мужчину, которого я все еще могу шокировать! — воскликнула она. — Нынешняя молодежь прошла через войну и все повидала, так что у нее не было времени на моральное воспитание. Вы же, сэр, человек старой закалки, и я это одобряю. Однако я пережила всех, и, надеюсь, вы простите мне, если я время от времени буду резать правду-матку в глаза.
— Мэм, я уж как-нибудь постараюсь не свалиться в обморок.
«Поторопись же, старая Цирцея!»
— О, сэр, вижу, вы тоже дамский угодник! Ну да ладно, вернемся к Жоржу Бонвериту...
Так и тащился неторопливо, словно улитка, ее рассказ, от поколения к поколению, от одного скандала и дуэли к другому скандалу и дуэли. Жорж Бонверит и его наследники вырубали лес все более расширяющимися кругами, удовлетворяя аппетиты штата и судостроительной верфи в Паскагуле. Они возвели в верховьях реки величественный особняк, названный Фивами в честь знаменитого города Древней Греции, потому что старик Жорж, патриарх семейства, где-то в своем туманном прошлом успел получить классическое образование.
Бонвериты процветали; огромное поместье Фивы процветало; вокруг вырос поселок, в котором жили те, кто его обслуживал; торговля лесом тоже процветала. Корабли, построенные на верфях Паскагулы из древесины, заготовленной в Фивах, плавали по всем морям и океанам. Но в двадцатые годы двадцатого столетия, вероятно, в расплату за всех обесчещенных девственниц и всех разгневанных мужей, убитых на дуэлях пулей 41-го калибра, наступили тяжелые времена, когда закончился экономический бум Первой мировой войны и в лесной промышленности наступил затяжной спад. Хотя Америка была на подъеме, крах лесной промышленности больно ударил по округу Фивы.
