Митч Грин поднял свежий номер газеты «Плейн дилер» с громким заголовком «Полиция и ФБР собирают улики в деле об убийстве бывших борцов с войной во Вьетнаме».
— Пожалуйста, кто-нибудь, — сказал Митч, — передайте Марку Фелту, что я больше не играю.
Ответом ему стали редкие смешки тех немногих из числа присутствующих, кто знал, что до того, как стать «Глубокой глоткой»
[3]
Вудворда, Марк Фелт работал в ФБР и специализировался на незаконных обысках в квартирах подозреваемых. Это было в те безумные годы, когда сам Митч Грин вел собственное комедийное шоу «Митч Грин против Америки», в котором являлся автором сценария, режиссером и единственным актером. В числе его самых ярких идей — создание «машины желаний», с помощью которой американские дети могли возвращать в Калифорнию транспортные самолеты, перевозившие солдат. А как вам нравится обращение к компании Диснея с просьбой открыть «Вьетнамленд» — парк развлечений, где можно бросать в подземные тоннели зажигательные гранаты, после чего оттуда с криками выскакивают объятые пламенем желтые фигурки и скрываются в густых зарослях? Просто замечательно.
Увы, большая часть аудитории хранила молчание — все эти ходячие выставки татуировок и булавок, именуемые подростками, которые в последнее время составляли значительную часть читателей Митча. Забудем про Фелта; известно ли им хотя бы, кто такой сам Митч? Маловероятно. Они только знали, что ему принадлежит серия бестселлеров «Дядя Митч разъясняет» — легкомысленных исторических эссе, проповедующих безумную левацкую версию американской истории, предложенную самим автором. Как это ни удивительно, книги, проникнутые юмором и обаянием бывшего радикала, расходились миллионными тиражами.
И вот новый город, новое турне в поддержку очередной книги. Городом был Кливленд, турне называлось «Позолоченный век: Аманда, на ужин снова крестьяне?». Рокфеллер, Карнеги, Гулд
[4]
— все эти не внушающие доверие ребята, общеизвестные сведения, изложенные в виде шокирующих анекдотов; по крайней мере, даты приведены точно — благодаря помощнику, обладающему кропотливостью и завидным долготерпением. («Митч, честное слово, такое нельзя говорить». «Можно, вот смотри, я же говорю».) Еще один бестселлер, хотя Митча раздражало, что «Нью-Йорк Таймс» помещает его очередной опус уже не в списке литературы для взрослых, а лишь в ежемесячном обзоре книг для подростков.
— Мистер Фелт, — продолжал импровизировать Митч, — пожалуйста, не убивайте меня. Я больше не участвую в маршах протеста!
И снова засмеялись лишь те, кто увидел аллюзию на знаменитую песню Фила Оукса,
[5]
ставшую гимном протестного поколения шестидесятых. Тем не менее для вечера буднего дня, для обычного книжного магазина в спальном пригороде Кливленда народу набралось прилично. Митч видел перед собой лица, книги и черную стеклянную панель окна. Когда все закончится, его ждет уютный номер в гостинице, и, как знать, возможно, ему удастся кого-нибудь подцепить, судя по количеству женщин с некрашеными седыми волосами, забранными в хвостик, в длинных гавайских балахонах и сандалиях «Биркеншток», ну а самолет до Хьюстона, к счастью, вылетает не в убийственно ранний час.
Тут кто-то громко крикнул:
— Марк Фелт умер!
— Скажите это ему, — нашелся Митч, поднимая первую полосу газеты еще выше.
Фраза вызвала громкий смех, к которому теперь присоединились почти все подростки. Во время турне Митч реагировал молниеносно, вставляя в свои хохмы все последние события. У него был настоящий дар выступать перед публикой, в восьмидесятых в течение нескольких лет он даже пробовал себя на эстраде, хотя и без особого успеха. Затем одно из его обычных легкомысленных обозрений в «Дейли ньюс» привлекло внимание редактора большого солидного издательства, и не успел Митч оглянуться, как снова стал звездой и сделал уже вторую карьеру; первая заключалась в свержении правительства и прекращении войны во Вьетнаме. «Единственная проблема с написанием книг в том, чтобы писать», — не уставал повторять Митч, хотя и не он первый это придумал.
Был ли Митч Грин смешным, потому что выглядел смешным, или, наоборот, выглядел смешным, потому что таковым являлся? Хороший вопрос, ответить на который и сейчас не представляется возможным. У него было большое лицо: глаза, нос, подбородок, торчащие скулы, уши, кадык, — все это было большим и обрамлялось густыми золотисто-рыжими седеющими кудрями, как у разъяренного глиняного божка. Улыбаясь, Митч обнажал большие зубы и большой язык.
— Итак, мальчики и девочки, — продолжил он, дождавшись, когда зал успокоится, — а это включает также и вас, дедушки и бабушки, ведь, даже если вы в последнее время не проверялись, вы по-прежнему делитесь на мальчиков и девочек, хотя в нашем… оп-ля, я хотел сказать, в вашем возрасте это уже ничего не значит… Так вот, сейчас мы имеем дело с психопатом, с деревенщиной, сорвавшимся с катушек, напялившим камуфляж и налепившим на бампер своего пикапа наклейку «Верните президента Буша». Все это напоминает об одном: мы можем забыть историю, но, к несчастью, история нас не забудет. Кому принадлежат эти слова? Даю десять попыток и с победителя возьму только десятку за автограф.
— Троцкий, — предположил кто-то.
— Угостите этого человека косячком, — хмыкнул Митч. — Ладно, станем на секунду серьезными. Мы имеем дело со спятившим убийцей, который играет в снайпера-любителя, отстреливая моих товарищей, много лет боровшихся за прекращение войны во Вьетнаме. Вы, мои маленькие оболтусы, тогда еще не появились на свет — вот как давно все происходило. Так или иначе, эти люди боролись за мир и за то, чтобы наши ребята — ваши отцы — вернулись домой целыми и невредимыми. Поскольку все вы родились и сейчас сидите здесь, значит, у нас получилось. И вот теперь какой-то тип решил поквитаться с коммунистами, потому что так у него устроена голова. Как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А пока вы можете хорошенько посмеяться над историей — вот почему я работал целых семь… нет, наверное, не меньше одиннадцати дней над этой книгой, которая даст вам представление о том, с чего все началось: избыток капитала, богачи, у которых денег столько, что их сложно потратить, ведь после пятого особняка строительство шестого уже теряет прежнее очарование, поэтому миллионеры…
Пуля попала Митчу в рот. Она пролетела между двух челюстей с большими зубами, прошла через заднюю часть гортани до позвоночника, который сразу же словно испарился, вырвавшись из выходного отверстия редким розовым туманом. Голова Митча не раскололась, как головы Джека и Митци, черепная коробка выдержала напор скорости, энергии и гидравлического давления. Пуля пролетела дальше и ударилась в стену. Однако из-за рассечения спинного мозга надвое биологическая смерть наступила мгновенно, хотя колени Митча и не поняли этого, стараясь удержать тело прямо, изо всех сил борясь с навалившимся на них весом; поэтому, вместо того чтобы рухнуть на пол, Митч просто сел, с глухим стуком опустился на стул, будто ему вдруг стало плохо от звуков собственного голоса. Никто не придал этому никакого значения, что отчасти объяснялось странным характером звука, не передаваемого человеческим голосом: скрежет чего-то твердого, проходящего сквозь стекло, зловещий треск, возвестивший, что большое окно в сотне футов за Митчем внезапно покрылось тончайшей сетью трещин, подобных изящной паутине, в асимметричном центре которой появилось сквозное отверстие, маленькое и круглое. Стекло, хотя и сильно поврежденное, удержалось. Поскольку громкого выстрела не прозвучало, по крайней мере в течение трех секунд никому не приходили в голову мысли о винтовке и пуле, никто не связал два странных совпадения во времени: Митч внезапно умолк и сел, а стекло потеряло прозрачность. Гм, что бы это могло значить? Но затем голова Митча, по-прежнему целая с виду, повалилась вперед, и изо рта и носа в тошнотворных количествах хлынули потоки крови.
