Она слабо улыбнулась:
— Боюсь, сильно искаженное.
— Этого и следовало ожидать. Он был и остается Фэллоном Джонсом. — Лютер протянул руку. — Рад познакомиться, мисс Ренквист. Ведь мисс, не так ли? Или здесь я опять ошибся?
— Все правильно, мисс. — Она вежливо склонила голову. — А кого вы ожидали увидеть?
Опустив взгляд, Лютер обнаружил, что одной рукой в перчатке Грейс все еще сжимает ручку чемодана, а другую упорно держит в кармане плаща. Он опустил свою руку.
— Ну, скажем, я предполагал, что вы будете выглядеть более… зрелой, — ответил он.
Она сняла солнцезащитные очки. В серовато-зеленых глазах промелькнуло сдержанное удивление.
— Наверное, седовласой? — уточнила она. — И со слуховым аппаратом?
— Фэллон подтолкнул меня к некоторым умозаключениям.
— Если вы думаете, что мой облик стал для вас сюрпризом, то не обольщайтесь, впереди вас ждут еще большие сюрпризы, когда вы увидите наши новые документы.
Она впервые за все время вынула руку из кармана плаща. Рука тоже была обтянута перчаткой из тонкой кожи.
— Здесь немного жарко для плаща и перчаток, — нейтральным тоном произнес Лютер.
Грейс проигнорировала его замечание точно так же, как и протянутую руку. Она сняла с плеча кожаную сумочку, открыла ее и достала конверт. Подавая его Лютеру, она старалась не прикасаться затянутыми в перчатку пальцами к его обнаженной коже.
Вот невезуха. В его жизни впервые появилась такая потрясающая женщина — и нате вам, какой-то вид фобии, мешающий ей прикасаться к другим людям. «Хотя я тоже не совсем нормальный», — тут же подумал Лютер.
Он открыл конверт и достал водительские права, кредитные карточки и сложенный листок с гостиничной бронью. Одного взгляда на права и карточки ему было достаточно, чтобы уяснить: теперь его зовут Эндрю Карстэрс и он живет в Лос-Анджелесе. Как утверждалось в листке с бронью, он был женат. Лютер поднял взгляд.
— Рад познакомиться, миссис Карстэрс, — сказал он, складывая листок. — Что ж, придется переходить на ты.
К его удивлению, Грейс покраснела и быстро сунула руки в карманы плаща.
— Мистер Джонс слишком поздно сообщил мне, под каким прикрытием мы будем действовать, иначе я бы отказалась от задания.
— Джонс умеет добиваться того, что ему нужно, от своих агентов. — Лютер посмотрел на часы. — У нас есть немного времени до вылета на Мауи. Есть хочешь?
— Не очень, но чашку кофе выпила бы.
— Вот и замечательно.
Они прошли в располагавшийся неподалеку бар. Лютер обратил внимание, что Грейс заказала черный кофе. Такой же, как пьет он. Ну, хоть что-то общее. Нужно искать положительные стороны.
Они сели за крохотный столик.
Грейс взяла чашечку, и Лютер пристально посмотрел на все еще затянутую в перчатку руку.
— Тебе придется избавиться от перчаток до того, как мы сядем в самолет на Мауи, — тихо проговорил он.
Рука с чашкой замерла на полдороге.
— Почему?
— Потому что если ты будешь упорствовать, то станешь выделяться, как, гм, как нарыв на большом пальце.
Грейс моргнула и перевела взгляд на свою руку в перчатке.
— Я боялась, что ты это скажешь.
— Неужели проблема так велика? — спросил Лютер.
— Ну, есть некоторые вопросы, — холодно ответила она.
Лютер дернул головой в сторону трости, которая висела на краю стола.
— У меня тоже. У меня физические. А у тебя?
— Психические. Проблема связана с моим осязанием, которое временами здорово осложняет жизнь.
— Ты консультировалась у психиатров Общества?
Грейс прищурилась. Лютер почувствовал, как она мысленно отшатнулась от него.
— Нет, — ледяным тоном ответила она.
— Послушай, я понимаю, что при обычных обстоятельствах это выглядело бы так, будто я лезу не в свое дело, но нам предстоит работать на Мауи, и мне нужно знать, чего ждать от тебя.
Грейс словно окаменела.
— У тебя нет поводов для беспокойства. Уверяю тебя, моя фобия никак не влияет на мой дар чтения ауры.
— Замечательно. И все же тебе придется расстаться с перчатками. Сможешь?
На секунду Лютеру показалось, что сейчас Грейс пошлет его ко всем чертям. Однако вместо этого она неспешно сняла сначала одну перчатку, потом другую, бросила их в сумочку и взяла чашку.
— Удовлетворен? — осведомилась она.
Ее руки с коротко подстриженными ногтями без лака и без колец оказались на удивление изящными.
— Да, — ответил Лютер. И выдохнул. — Искренне прошу прощения.
— Гм. — Судя по всему, его извинение не произвело на нее впечатления.
— Выдержишь? — спросил Лютер.
— Не беспокойся обо мне, — холодно произнесла она. — Я могу о себе позаботиться.
— Ты всю жизнь сама заботишься о себе, не так ли?
— Да, — ответила Грейс. — Именно так.
Глава 6
Машина, взятая напрокат на имя Эндрю Карстэрса, ждала в аэропорту Мауи. А «Джонс и Джонс» знает свое дело, подумала Грейс.
— Включить кондиционер? — спросил Лютер, садясь за руль.
— Нет, спасибо. Я не люблю кондиционеры и терплю их только при крайней необходимости. Предпочитаю открытые окна.
— Я тоже. — Он включил передачу и выехал с парковки.
Грейс анализировала свои первые впечатления о Лютере Малоуне. Их можно было описать тремя емкими словами: сильный, сдержанный, обаятельный. Ладно, на ум приходило и четвертое: интересный. В воздухе присутствовало электричество неопределимой природы, во всяком случае, в зоне ее сиденья. В различные периоды жизни некоторые мужчины пробуждали у нее теплые чувства, однако она никогда не испытывала этого сладостного трепета, вызванного ожиданием плотских радостей. Он необычным и интересным образом будоражил все ее чувства.
Сила всегда интересна, а сила, управляемая с таким неподражаемым умением, как у Лютера, интересна вдвойне, во всяком случае, для нее. Одного взгляда на его ауру было для нее достаточно, чтобы понять: у него не восьмой уровень, а десятый или даже выше. Очевидно, ему удалось утаить эту мелочь при заполнении анкет. И его нельзя осуждать за это. Ведь она тоже занизила свой уровень. В Обществе на людей с мощным даром сразу же навешивают ярлык «экзот». В этом термине нет ни восхищения, ни уважения. В лучшем случае другие экстрасенсы относятся к ним настороженно, в худшем — избегают их. Да, сила интересна, но она и опасна.
Фотография на новых правах Лютера не лгала. В действительности он был таким же жестким, как и на снимке. И глаза оказались карими, только с золотистыми оттенками дикого янтаря. При виде их сразу вспоминались непроходимые джунгли и запретная страсть. Хотя в первом она не бывала, а второго не испытывала.
