Это Пифкин, обняв тебя за плечи, нашептывал тебе в ухо про
великие дела, ждущие вас в этот день, был твоей опорой и защитой от всего мира.
Пифкин…
Сам Бог старался встать пораньше, только бы увидеть, как
Пифкин выскакивает из своего дома, будто апостол на башенных часах. А уж погода
всегда стояла отличная везде, где был Пифкин.
Пифкин.
Они толпились перед его домом.
Вот-вот дверь одним махом распахнется.
Пифкин вылетит пулей в россыпи искр и клубах дыма.
И тогда праздник начнется взаправду!
«Выходи, Джо, эй, Пифкин, – шептали они. – Давай выходи!»
Глава 3
Дверь дома отворилась.
Пифкин вышел на крыльцо.
Не вылетел. Не выскочил. Не вырвался, как из пушки.
Вышел.
И пошел по дорожке навстречу друзьям.
Шагом. И без всякой маски! Без маски!
Он шел медленно, будто старик какой-то.
– Пифкин! – заорали они хором, стараясь спугнуть свой испуг.
– Привет, ребята, – сказал Пифкин.
Он был совсем бледный. Пытался улыбнуться, но глаза у него
были какие-то странные. Одну руку он прижимал к правому боку, как будто у него
там нарывает.
Они все уставились на его руку. Тогда он отнял руку от
правого бока.
– Ну что, – сказал он каким-то тусклым голосом. – Готовы в
поход?
– Мы-то готовы, а вот ты как? – сказал Том. – Заболел?
– Под праздник? – сказал Пифкин. – Шутишь?
– А где твой костюм?
– Вы идите, я вас догоню.
– Нет, Пифкин, мы лучше подождем, пока ты…
– Ступайте, – еле вымолвил Пифкин, бледный как смерть. Руку
он снова прижал к боку.
– У тебя что, живот болит? – спросил Том. – А твои знают?
– Нет-нет, не могу я им сказать! Они… – Слезы брызнули из
глаз Пифкина. – Да это пустяки, я же говорю! Идите прямиком к оврагу. К тому
Дому, ладно? К Дому с привидениями, поняли? Я там буду.
– Клянешься?
– Клянусь. Погодите, увидите, какой у меня костюм!
Мальчишки стали отходить. Уходя, каждый или трогал его за
локоть, или легонько стукал в грудь, или нежно касался сжатым кулаком его
подбородка, будто бы в драке понарошку.
– Ладно, Пифкин. Раз уж ты обещаешь…
– Обещаю, точно. – Он перестал держаться за бок. Лицо его
залилось румянцем, как будто боль отпустила. – А ну, на старт! Внимание! Марш!
Когда Джо Пифкин крикнул «Марш!», они сорвались с места.
Они побежали.
Полквартала они пробежали задом наперед, не сводя глаз с
Пифкина, который стоял и махал им рукой.
– Догоняй, Пифкин!
– Догоню-ю! – крикнул он им вслед из дальнего далека.
И ночь поглотила его.
Они бежали вперед. А когда снова оглянулись, Пифкина было
совсем не видать.
Они хлопали дверьми, кричали «Сласти или страсти-мордасти!»,
и их мешочки из коричневой бумаги уже начали наполняться несусветными
вкусностями. Они бежали вприпрыжку, а зубы у них увязали в розовой жевательной
резинке. Губы у них ярко горели, красные как кровь.
Да вот только все, кто открывал им дверь, были как две капли
воды похожи на их собственных родителей – как леденцы, сыпавшиеся с конвейера
на конфетной фабрике. Словно ты и вовсе из дому не выходил. Каждое окно, каждая
дверь заливали их добротой, как сиропом. А им хотелось услышать рев драконов в
подземелье и скрежет подъемных мостов в замках.
Таким образом они, оглядываясь – не идет ли Пифкин? – дошли
до самых окраин города, где цивилизация уступала место темноте.
Овраг.
Овраг, в глубине которого таились неисчислимые ночные
шорохи, змеились ручьи и речонки чернее чернил, копились сокровища каждой
осени, что прокатилась вся в золоте и багрянце – за целую тысячу лет… Эта
глубокая трещина в земле порождала мухоморы и поганки, и холодных, как галька,
лягушек, и мокриц, и пауков. Там, в черной яме, начинался длинный подземный
ход, где сочились отравленные воды, а эхо бесконечно перекликалось, звало: «К
нам – к нам – к наммм», – а уж если ты замешкался, то навеки останешься здесь,
навсегда, в шорохе, перестуке, перебежках, перешептываньях, и не вырвешься
никогда, ни-ко-гда…
Мальчишки столпились на краю бездны, заглядывая вниз.
Как вдруг Том Скелтон, продрогший до костей в своем
скелетном костюме, со свистом втянул воздух сквозь зубы – так свистит сквозняк,
ночью, за ширмой в спальне. Он вытянул руку, показывая:
– Эй, вот куда Пифкин велел нам бежать!
И он исчез.
Все смотрели вслед. Они видели, как маленькая фигурка
побежала по тропке и нырнула в сто мильонов тонн ночной тьмы, сгустившейся в
этой бездонной пропасти, в этом сыром погребе, в чудесной, жуткой глубине
оврага.
Они бросились следом, крича во все горло.
Обрыв, где они только что стояли, обезлюдел.
А город остался позади, наслаждаться собственной сладенькой
жизнью.
Глава 4
Они мчались вниз на дно оврага быстрой стайкой, с хохотом,
толкотней, словно сплошь состояли из локтей и коленок, фыркая и задыхаясь от
смеха, и затормозили, налетев друг на друга, когда Том Скелтон встал как
вкопанный и показал куда-то вверх, за крутой тропкой.
– Вон там, – прошептал он. – Там стоит единственный дом,
который надо навестить в Канун Всех святых! Вон!
– Ага! – сказали все.
Потому что он сказал правду. Дом был необыкновенный,
старинный, высокий и темный. В нем было, наверно, не меньше тысячи окон, и в
каждом мерцали холодные звезды. Казалось, что дом высечен из черного мрамора, а
не сложен из бревен, а уж внутри… кто угадает, сколько там комнат и залов,
коридоров, чердаков? Чердаки высокие и пониже, на разных уровнях, и с разными
потолками – в некоторых накопилось больше пыли, паутины и иссохшей листвы – а
может, и золота, насыпанного в тайник, так высоко взмостившийся в небо, что в
целом городе не найдешь приставной лестницы, чтобы дотуда достала.
