«Ну а что дальше? — забеспокоился я. — Ах да!»
Я представил себе, как Джимми хвастался в доме новой
челюстью, рот у него был до ушей. И другого Джимми, лежащего вниз лицом под
водой в ванне.
— Искусственные челюсти! — воскликнул я. —
Верхние! Нижние!
Слава тебе Господи, Чужак на этот раз не хлопал себя по
карманам. А то я от ужаса разразился бы истерическим хохотом, узнав, что он
таскает с собой мертвую улыбку. Он оглянулся через плечо, и я понял, что
челюсти остались у него дома (в стакане с водой?).
Мишень номер пять. Приготовились. Пли!
— Танцующие чихуахуа, попугаи-щеголи! Чужак отбил на
досках пирса чечетку, стрельнув глазами на левое плечо. Я заметил на нем следы
от птичьих лап и остатки помета! Один из попугаев Пьетро жил у него в доме.
Мишень номер шесть.
— Марокканская крепость на берегу Аравийского моря.
Тонкий, как у ящерицы, язык Чужака скользнул по пересохшим
губам.
Значит, бутылка шампанского Констанции запрятана на полках
между одурманенным де Куинси и угрюмым Харди.
Поднялся ветер.
Я содрогнулся. Мне вдруг почудилось, что за нами, за мной и
Чужаком, летят, шурша по темному пирсу, десятки шоколадных оберток, голодные
маленькие призраки моего застарелого порока.
И наконец я собрался с духом и произнес то, чего никак не
мог выговорить, но все-таки заставил себя. Мучительно горькие слова надломили
мой язык и раздавили что-то в груди.
— Многоквартирный дом. Полночь. Набитый холодильник.
«Тоска»…
Казалось, черный диск пронесся над городом, первая часть
«Тоски» зазвучала, закрутилась и проскользнула под дверь А. Л. Чужака. Список
оказался длинным. Я уже был на грани паники, ужаса истерики от отвращения к
самому себе, от собственного горя, от восторга перед собственной
проницательностью. Того и гляди, я мог пуститься в пляс, затеять драку, разразиться
воплями.
Но Чужак опередил меня. С мечтательным взором, вслушиваясь в
тихие арии Пуччини, звучащие у него в голове, он заявил:
— Теперь толстуха обрела покой. Она в нем нуждалась. Я
дал ей покой.
* * *
Что произошло после этого, я помню смутно. Кто-то закричал.
Я. Еще кто-то закричал. Он. Я занес руку, потрясая тростью. «Убью! —
подумал я. — Размозжу голову!» Чужак едва успел отскочить, когда трость
просвистела по воздуху. Она ударила не его, а пирс и вылетела у меня из рук.
Гремя, она покатилась по доскам, и Чужак поддал ее ногой, так что трость упала
в песок.
Обезоруженный, я смог только ринуться на плюгавого мерзавца
с кулаками, и, когда он увернулся, я зашатался, так как у меня внутри лопнула
последняя пружина.
Я стал задыхаться. Я рыдал. Мои слезы под душем несколько
дней назад — это были цветочки. Сейчас я захлебывался от рыданий, слезы лились
потоком, даже кости заныли. Я стоял, обливаясь слезами, и пораженный Чужак чуть
было не потянулся похлопать меня по плечу, чтобы успокоить:
«Ну не надо, не надо».
— Да все в порядке, — сказал он наконец. —
Она обрела покой. Вы должны мне за это спасибо сказать.
Луна скрылась за плотной стеной тумана, и я воспользовался
темнотой, чтобы овладеть собой. Теперь я еле двигался, как при замедленной
съемке. Язык не слушался, и я почти ничего не видел.
— Значит, вы считаете, — с трудом, как под водой,
проговорил я, — что я должен вас благодарить за то, что они все умерли?
Так?
Наверно, Чужак испытывал невероятное облегчение: ведь все
эти месяцы или даже годы он жаждал излиться, не важно кому, не важно где, не
важно как. Луна снова выплыла на небо. Ее лучи опять осветили Чужака, и я
увидел, как дрожат его губы от желания выговориться.
— Да, я всем им помог!
— Помогли? — ахнул я. — Господи помилуй!
Помогли?
Мне пришлось сесть. Он помог мне опуститься и, удивленный
моей слабостью, склонился надо мной, будто считал себя ответственным за меня и
за то, что произойдет этой ночью. Он -тот, кто убивал во спасение, пресекал
страдания, уводил от одиночества, усыплял, когда рушились надежды, избавлял от
жизни. Одаривал солнечными закатами.
— Но ведь и вы помогали, — рассудительно продолжал
Чужак. — Вы писатель. Любознательный. Мне только и оставалось ходить за
вами следом, подбирая шоколадные обертки. Вы не представляете, как легко преследовать
людей! Никто никогда не оглядывается, ни один человек. Вы тоже. Да что там! Вам
и в голову ничего не приходило. Вы были моей верной ищейкой, наводящей на
смерть. И гораздо дольше, чем вы полагаете, — больше года! Вы поставляли
мне людей, о которых собирались писать в своих книгах. А кем они все были?
Гравий на дорожке, мякина на ветру, пустые ракушки на взморье, карты без тузов,
игральные кости без точек. Ни прошлого, ни настоящего. А я избавлял их от
будущего.
Я поднял на него глаза. Силы возвращались ко мне. Горе на
какое-то время отступило. Медленно нарастал гнев.
— Значит, вы все признаете?
— Почему бы и нет? Собака лает, ветер носит. После того
как мы здесь все выясним, я поведу вас в полицию, непременно поведу, и, если вы
захотите там что-нибудь сказать, у вас не будет никаких доказательств. Все мои
слова — выпущенный пар.
— Не совсем так, — возразил я. — Вы не могли
отказать себе в удовольствии взять от каждой жертвы что-нибудь на память. В
вашей гнусной берлоге хранятся патефонные пластинки, бутылка шампанского,
старые газеты.
— Сукин сын! — выругался Чужак и замолчал. Он
засмеялся, будто лаем залился, а потом осклабился:
— Ловко! Выудили это из меня, да?
Задумавшись, он покачивался на пятках.
— Что ж! — заявил он. — Теперь у меня нет
другого выхода. Я обязан убить вас.
Я вскочил, и, хотя был всего на фут выше, чем он, и не
слишком уж храбр, он от меня отпрыгнул.
— Нет! — сказал я. — Вы не сможете!
— Это почему же?
— Потому что вы не можете пустить в ход руки! —
объяснил я. — Вы же никого из них пальцем не тронули. Вы обходились без
рукоприкладства, теперь я все понял. Ваша задача заключалась в том, чтобы
заставить людей самих что-то с собой сделать, или вы уничтожали их косвенным
путем. Правильно?
— Правильно. — В нем снова взыграла гордость. Он
забыл о том, что я стою рядом, и погрузился в созерцание своего славного
блестящего прошлого.
— Старик из трамвайной кассы. Вам всего-то и
понадобилось напоить его, ну, может, подтолкнуть, — он упал, ударился
головой, а вы потом прыгнули в воду и помогли ему попасть в клетку.
