— Мне уже известны имена двух ваших людей: гауптштурмфюрера Гольвега и нового начальника охраны Зебольда. Так мне их представили еще в порту. Имена остальных меня не интересуют.
— Неизвестно вам только то, — возложил барон одну руку на голову фюрера, другую — на голову Бонапарта, — что, среди прочих деликатных дел, нам поручили арестовать вас как офицера крайне неблагонадежного и предавшего интересы рейха.
Штубер резко оглянулся и не мог не заметить, как побледнело лицо Нордена и конвульсивно заходили под запавшими щеками заостренные желваки.
— Я не совершил ничего такого, что позволило бы вам обвинять меня в измене рейха.
— Если бы о вашей измене знал я, то пристрелил бы прямо на пороге этого забытого Богом кабинета. Но вас обвиняет гестапо. А в гестапо не принято позволять своим подопечным арестантам легко расставаться с этим бренным миром, там предпочитают в течение долгих месяцев пытать, допрашивать и снова пытать.
— Это известно каждому офицеру
— …И только потом, определив в сообщники арестанту-офицеру нескольких других военных, веселой компанией отправлять на эшафот или сразу же в крематорий. Выбор зависит исключительно от настроения гестаповского Мюллера.
— Вы же милостиво предлагаете мне пустить себе пулю в лоб?
— Это предложение сделал вам гросс-адмирал Дениц, предполагавший, что у вас хватит ума застрелиться еще до того, как ему придется спасать вас от гнева гестапо, вызывая тем самым гнев на себя.
— Да не стал бы адмирал вызывать его!
— Не будем полемизировать, тем более что речь идет о достоинстве самого гросс-адмирала. В любом случае, если у вас есть желание искупить свою вину таким образом…
— А существует иной способ? — с надеждой спросил Норден.
— Существует. — Штубер уселся в широкое, смахивающее на небольшой диван, кресло Визнера по ту сторону стола и указал командиру «Викинга» на стул у приставного столика.
— Я буду, очень признателен вам, — побледневшими устами проговорил обер-лейтенант. — Я хочу погибнуть с достоинством, чтобы позор моего лжепредательства не падал тенью на славный род Норденов, ведущий свое начало от одного из нормандских рыцарей.
— Есть одно обстоятельство, которого вы только что коснулись, обер-лейтенант. Перед выходом в море я беседовал со своим отцом, бароном генералом Штубером, и случайно узнал, что в дни молодости он знаком был с неким графом Карлом фон Норденом, весьма уважаемым человеком.
— Это же мой отец! — почти вскричал обер-лейтенант, чувствуя, что в лице этого громилы-диверсанта обретает своего спасителя. — Подполковник Карл фон Норден. Он погиб незадолго до нашего нападения на Польшу, во время учений, при каких-то странных обстоятельствах.
— Никакой странности. Он был убит во время учений за свои резкие высказывания по поводу создания войск СС в качестве элитных.
— Неужели это правда?
— В те времена батальоны и первые дивизии СС еще только утверждались в качестве элитных воинских подразделений. И неосторожные, скажем так, высказывания аристократа-подполковника оскорбляли чувства их основателей. Как лично вы поступили бы с человеком, позволяющим себе подобные высказывания, Норден?
Отец Вилли Штубера никогда ни о каком графе Нордене не упоминал, это была ложь. Имя отца командира «Викинга» оберштурмбаннфюрер узнал от капитан-лейтенанта Штанге. Все остальное было плодом его фантазии, в эти минуты он прибегал к одному из традиционных приемов вербовки агентуры.
— К сожалению, речь идет о моем отце, — потупив глаза, пробормотал обер-лейтенант. — Но мы в семье всегда считали, что его гибель под гусеницами танка — трагическая случайность.
— Поскольку таковой была официальная версия.
— Теперь я понимаю, почему в меня так вцепилось гестапо.
— Видите, как все просто. А теперь слушайте меня внимательно, Норден. Еще не зная лично вас, но из уважения к другу моего отца, я взял грех на душу. Я убедил Скорцени, что слишком расточительно терять таких опытных боевых офицеров-подводников, каковым являетесь вы; что нет смысла по-гестаповски расправляться с вами, тем более — в самом конце войны. А затем предложил взять вас под опеку службы безопасности СС, то есть под опеку СД, и оставить в живых под мое личное слово чести.
— И он согласился?! — озарилось лучом надежды лицо Нордена.
— Он сказал, что лично решит вопрос с чинами гестапо, а вас отдает в мое полное распоряжение. Гросс-адмирал Дениц поставлен им в известность. Но реально защитить вас от гестапо мы сможем только в одном случае: если вы становитесь тайным агентом СД и беспрекословно выполняете все мои приказы.
— Я, согласен, господин оберштурмбангфюрер! — выпалил Норден, едва дождавшись окончания его тирады. И Штубер понял, что честь рода для этого офицера-аристократа действительно чего-то стоит.
— Ваше согласие принимается. С этой минуты вы в порядке исключения, исходя из особой военной ситуации, переводитесь в войска СС без каких-либо формальностей и вам присваивается чин оберштурмфюрера, то есть обер-лейтенанта. Будем считать, что клятву офицера СС вы уже приняли, о соответствующем приказе я позабочусь.
— Благодарю за доверие! — подхватился Норден. Я его оправдаю. Для меня это огромная честь, барон! Хайль Гитлер!
— А вот вам и первое задание: вон там, в шкафчике, стоит бутылка вина и покоятся бокалы. Распорядитесь-ка ими по достоинству.
Вино оказалось кислым и слишком теплым, тем не менее оно прекрасно утоляло жажду, а главное, создавало иллюзию непринужденности беседы двух офицеров-аристократов.
— …Итак, что вы можете сказать о коменданте этой базы, Норден? Я имею в виду не официальную характеристику, а то, что осталось вне его личного дела.
Вопрос оказался настолько неожиданным, что какое-то время граф попросту не мог собраться с мыслями, чтобы ответить хоть что-нибудь членораздельное.
— Для начала несколько слов об основании и основателях «Латиноса». Возможно, вас удивит, но основателями базы были не подводники, а пилоты, или, как их еще называли здесь, в Патагонии, аргентинские чиновники, «грифы Геринга». И хотя сам фон Визнер к «грифам» не принадлежал, тем не менее в свое время он окончил какую-то аргентинскую летную школу, а главное, рейхсмаршал Герман Геринг хорошо помнил его отца, который с отцом самого Геринга в свое время осваивал колониальные владения где-то в Африке.
— Отец Геринга был очень дружен с Бисмарком, — припомнил Штубер содержимое секретной папки диверсионного отдела РСХА, в которой содержались биографии нескольких вождей рейха, в том числе и подробнейшая биография рейхсмаршала, — из рук которого и получил в каком-то там, кажется, в 1885 году, пост генерал-губернатора германской Юго-Западной Африки.
— Так вот, отец Визнера командовал там сначала батальоном, а затем полком германских колониальных войск. Когда встал вопрос о создании базы «Латинос», отец Визнера связался с Герингом по-моему, они даже встречались в Германии и добился того, что сын его был назначен комендантом этой базы и произведен в офицеры СС. Кстати, штандартенфюрер СС Визнер, комендант замка Вебельсберг — какой-то его родственник. Что тоже следует иметь в виду.
