Ее самобичеванию не было конца. Это она разговаривала с
Амелем, она вселила в него силы, расхваливала, поддерживала его интерес, потом
она пожелала, чтобы он покарал египтян, и он узнал об этом.
Я старалась утешить ее. Я объясняла, что мы не можем
контролировать свои сердца, что Амель уже один раз спас наши жизни, что никто
не в состоянии предугадать, как все обернется, где можно наступить на грабли, а
теперь мы должны отринуть чувство вины и смотреть в будущее. Как нам отсюда
выбраться? Наши добрые духи напугать их не смогут, а потому мы должны думать
сами, должны разработать план, должны что-то делать.
Наконец произошло то, на что я втайне надеялась: появился
Хайман. Но он еще больше похудел и осунулся.
«Боюсь, что вы обречены, мои рыжеволосые сестры, –
сказал он. – Царь и царица пришли в недоумение из-за ваших слов, перед
наступлением утра они отправились молиться в храм Озириса. Разве вы не могли
подарить им надежду на то, что все придет в норму, – надежду на окончание
этого кошмара?»
«Хайман, осталась только одна надежда, – прошептала
Мекаре. – Да будут духи мне свидетелями, я не говорю, что ты должен это
сделать. Я просто отвечаю на твой вопрос. Если хочешь покончить с этим, покончи
с царем и царицей. Отыщи их укрытие и дай солнцу взойти над ними, солнцу,
которого не вынесут их новые тела».
Но он отвернулся, придя в ужас от перспективы такого
предательства, а потом со вздохом сказал:
«Ах, дорогие мои ведьмы, чего я только не насмотрелся. И
все-таки я не смею».
В последующие часы мы прошли через ужасные муки, ибо, без
сомнения, нас ждал смертный приговор. Но мы больше не сожалели ни о своих
словах, ни о своих поступках. Лежа в темноте, обнимая друг друга, мы пели
старые песни нашего детства, песни нашей матери, я думала о своей дочери и
пыталась сделать так, чтобы дух мой поднялся над камерой и отправился к ней, но
без зелья у меня ничего не вышло. Я так и не освоила эту способность.
Солнце село. Вскоре мы услышали, как толпа поет гимны в
честь прибытия царя и царицы. За нами пришли солдаты. Как и в прошлый раз, нас
вывели на большой открытый двор. Здесь Хайман причинил нам боль, здесь нас
обесчестили, а теперь мы со связанными руками предстали перед теми же
зрителями.
Но теперь была ночь, и в арках тускло горели лампы, злобный
луч играл на позолоченных бутонах лотоса на балках и на раскрашенных силуэтах,
покрывавших стены. Наконец с возвышения ступили царь и царица. Собравшиеся пали
на колени. Солдаты заставили нас присоединиться к всеобщему раболепствию. И
тогда царица вышла вперед и заговорила.
Дрожащим голосом она поведала своим подданным о том, что мы
– чудовищные ведьмы, что мы наслали на царство демона, который совсем недавно
преследовал Хаймана и попытался сыграть свои дьявольские шутки с царем и
царицей. Но – о чудо! – великий бог Озирис, старейший из всех богов, более
сильный даже, чем бог Ра, поразил эту дьявольскую силу и наделил божественной
славой царя и царицу.
Но великий бог не может быть снисходителен к ведьмам,
принесшим такие неприятности его возлюбленному народу. Теперь он требует
расправиться с ними беспощадно.
«Мекаре, за свою злую ложь и беседы с демонами, –
провозгласила царица, – язык твой будет вырван изо рта. А тебе, Маарет, за
зло, которое ты воображала и в которое пыталась заставить нас поверить, выколют
глаза! И на всю ночь вы будете оставлены связанными вместе, чтобы слышать
рыдания друг друга, но одна не сможет говорить, а другая – видеть. А завтра в
полдень перед дворцом вы будете сожжены заживо на глазах всего народа.
Будьте уверены, что подобное зло никогда не восторжествует
над богами Египта и избранными ими царем и царицей. Ибо боги взирают на нас с
благожелательностью и особой милостью, и мы подобны Царю и Царице Небесным, и
судьба наша – служить всеобщему благу!»
Услышав приговор, я лишилась дара речи, мои страхи и печали
были ничто в сравнении с ним. Но Мекаре проявила открытое неповиновение. Она
оттолкнула солдат и вышла вперед. Когда она заговорила, ее глаза были
устремлены к звездам. И, заглушая шокированный шепоток придворных, она заявила:
«Да будут свидетелями духи, ибо им принадлежит знание
будущего – и того, каковым ему суждено быть, и того, какова на то моя воля. Имя
тебе – Царица Проклятых! И судьбой предначертано тебе творить зло! Но я
остановлю тебя, даже если для этого мне придется вернуться с того света. И в
час твоего торжества именно я нанесу тебе сокрушительное поражение. Я свергну
тебя с твоего трона. Запомни мое лицо. Я тебя уничтожу!»
Стоило ей закончить эту клятву, это пророчество, как
собравшиеся духи подняли вихрь, двери дворца распахнулись и воздух наполнился
соленым песком пустыни.
Послышались крики охваченных паникой придворных.
Но царица крикнула солдатам:
«Исполняйте приговор, отрежьте ей язык!»
Несмотря на то что придворные в страхе жались к стенам,
солдаты вышли вперед, схватили Мекаре и отрезали ей язык.
В холодном ужасе следила я за ними, я слышала ее мучительный
вздох, когда все было кончено. Но в приливе поразительной ярости она со
связанными руками оттолкнула солдат и, упав на колени, подхватила и проглотила
окровавленный язык, прежде чем его успели растоптать или отбросить в сторону.
Потом солдаты схватили меня.
Последним, что я видела, была Акаша, указывающая на меня
пальцем, ее глаза блестели. А потом – потрясенное лицо Хаймана, по которому
текли слезы. Солдаты сжали мне голову, раскрыли веки и лишили меня зрения. Я
беззвучно плакала.
Внезапно я почувствовала прикосновение чьей-то теплой руки,
что-то прижалось к моим губам. Хайман подобрал и принес мне мои глаза. Я
немедленно проглотила их, дабы они не подверглись осквернению и не пропали.
Ветер становился все злее, вокруг нас поднялся песчаный
вихрь, я услышала, как придворные кинулись врассыпную, – кто-то кашлял,
кто-то хватал ртом воздух, многие плакали, в то время как царица умоляла
подданных сохранять спокойствие. Я повернулась, ища Мекаре, и почувствовала,
как ее голова опускается ко мне на плечо, как ее волосы щекочут мне щеку.
«Немедленно сжечь!» – приказал царь.
«Нет, слишком рано, – возразила царица. – Пусть
помучаются».
Нас увели, привязали друг к другу и оставили на полу
маленькой камеры.
Духи неистовствовали во дворце на протяжении нескольких
часов, но царь и царица успокаивали своих людей и говорили, что бояться нечего.
Завтра в полдень царство очистится от зла, а до тех пор пусть духи делают что
хотят.
Наконец все успокоилось, мы лежали рядом. Казалось, во
дворце бодрствуют только царь с царицей, заснула даже наша охрана.
