— Не только потому, что вы продолжаете мою работу, теперь моя супруга живет рядом с вами под одной крышей. Тогда разве удивительно, что я разыскиваю вас?
— Но я предпочитаю делить с ней крышу, а не кровать! Гренгуар поморщил свое бледное лицо в несчастливой гримасе.
— Существуют другие объединяющие моменты, возможно, нам следует образовать братство целибатских
[72]
писцов.
— Я думал, вы превратились в мошенника, мэтр Гренгуар.
— Да, и сейчас вечером я — посыльный. Герцог послал меня отвести вас к нему.
— Зачем?
— Вы не можете догадаться, что он беспокоиться о своей дочери? Вы верите, что сердце цыганского отца так же черно, как и его чудеса, которые приписывают его народу?
— Я мало что могу ему рассказать.
— Я — еще меньше.
— Прекрасно, я следую за вами, — вздохнул я, чтобы окончить утомительную дискуссию и к тому же потому, что был рад ненадолго удалиться от Собора. Нити паутины не давали себя разорвать, но они растягивались, даря мне иллюзию свободы, даже если Нотр-Дам и держал меня в поле зрения своих необъяснимых глаз.
Двор чудес был наполнен обычным шумом и приготовил для меня сюрприз. За шатающимся деревянным столом, который стоял под еще более обвалившейся кровлей, сидела пара радостно гогочущих парней и резались в карты. Один из них, тощий блондин, вдруг вскочил и побежал нам на встречу. Это был Жеан Фролло.
— Я приветствую вас, мастер Поросенок! — крикнул он и усмехнулся мне в лицо. — Наш брат прогнал вас в руки истинной радости?
Я посмотрел на него с недоумением и, пожалуй, не очень-то радостно. Слишком хорошо я помнил, как он хотел выдать меня после смерти Одона за предполагаемого убийцу. Кроме того, я знал после встречи с книгопечатником Гаспаром Глэром, что школяр был дреговитом.
— Клод — старый скряга, — продолжил он в характерной ему болтливой манере. — У него совсем нет сердца для бедных школяров, и его рука судорожно сжимает каждый соль. Тут я подумал, если он доведет меня до нищенского посоха, то я тут же сразу могу отправиться к нищим. Кости и карты явно не более обманчивы, чем духовные пастыри, которые будут понабожнее, чем братья. Присаживайтесь к нам, если вы хотите это проверить.
— У меня другие планы, — холодно возразил я, поскольку от присутствия Жеана Фролло во Дворе чудес мне было не по себе.
Он перехватил мой взгляд, направленный к лагерю цыган, и захихикал:
— Ах, ваше сердце все еще горит из-за темноокой красавицы? Мэтр Гренгуар, если вы пробуете себя в роли сводника, то я точно воспользуюсь вашей службой.
Все еще хихикая, юный Фролло вернулся обратно к игре, пока Гренгуар проводил меня к фургону цыганского герцога. Милош и Ярон стояли на карауле перед маленькой лестницей и пропустили только меня, Гренгуар смешался с пестрым народом.
Следующий сюрприз ожидал меня внутри фургона, где рядом с Матиасом Хунгади Спикалли возле узкого стола сидели за вином, хлебом и сыром мой отец и Леонардо. С тех пор, как я вернулся обратно на службу к отцу Фролло, я больше не видел Вийона и итальянца. Мы договорились встречаться только при крайних случаях, чтобы я больше не подвергался подозрениям Фролло.
Матиас выглядел совершенно не обеспокоенным, как можно было предположить со слов Гренгуара. Радостно улыбаясь, он налил мне вина и сказал:
— Чокнемся за радостное развитие дел, друг Арман!
— Вы имеете в виду спасение вашей дочери от виселицы, — сказал я и взял бесценный стеклянный бокал.
— Это, а также то обстоятельство, что она у вас в Нотр-Даме.
— Какая ей в том польза? — возразил я. — Она не может покинуть Собор, чтобы грубая конопля не поцеловала ее.
— Прежде всего, она не должна покидать Нотр-Дам, — сказал спокойно герцог. — Никогда прежде она не была так близко к солнечному камню. Вероятно, ей удастся то, что недоступно вам.
Немного в дурном настроении, потому что я ощутил в этих словах скрытый несправедливый упрек, я пробурчал:
— Она не может сделать больше, чем я. И я обыскал почти каждый угол в Соборе сверху донизу в поисках оуробороса.
— Возможно, мы ошиблись, — сказал Вийон. — Может быть, мы неправильно поняли последнее послание брата Аврилло, и знак змеи увел нас вовсе не к цели.
Я вопросительно посмотрел на него:
— А куда?
— Не раздражайтесь, Армян, но Эсмеральда может добиться там того, в чем вам отказано.
Матиас кивнул:
— В ней течет сила, которую она унаследовала от матери.
— Что за сила? — спросил я измученно, потому что не совсем понял, что они хотели мне этим сказать.
— Святая сила! — выкрикнул Матиас, и его глаза засверкали. — Сила, которая живет в солнечном камне. Эсмеральда может чувствовать силу камня, как другие чувствуют ветер, видят свет, слышат голоса. Иначе она не была бы Эсмералъдой.
Леонардо перехватил мой недоумевающий взгляд и объяснил:
— Эсмеральда — не имя, это титул. Она — смарагд, как отец Фролло — архидьякон, а наш друг Матиас — герцог Египта и Богемии.
При последних словах итальянец прыснул от смеха, он-то знал, что титул герцога был состряпан чистой фантазией.
— Вы должны помочь Эсмеральде, Арман, — сказал Вийон. — Вы должны защищать ее от Фролло и помочь ей прочесать Нотр-Дам на предмет солнечного камня.
— Первым уже занимается Квазимодо, поэтому мне с трудом удастся и второе, — сказал я и поведал, что звонарь охраняет цыганку как наседка свое потомство.
— Вы должны убедить Квазимодо в том, что вы — друг Эсмеральды, — настаивал Леонардо.
—Объяснить это глухому, чей и без того ограниченный разум полностью запутан очарованием девушки… — заворчал я.
— Вы должны попытаться! — сказал Матиас с нажимом.
— Я попытаюсь, — вздохнул я смиренно и добавил:
— Пока Фролло терпит меня в Нотр-Даме. Я, кстати, только что видел его брата в лагере нищих.
Вийон кивнул:
— Вы считаете Жеана шпионом, Арман?
— Я считаю его человеком, который готов на любой богохульный поступок ради золотой кроны. До определенного времени у меня не сложилось впечатления, что отец Фролло особенно щедр к своему непутевому братцу. Но после того, как я встретил Жеана у мэтра Гаспара или, лучше сказать, услышал его, я с большой вероятностью предполагаю, что все здесь — один только маскарад.
Леонардо покачал задумчиво головой:
— Брат дреговита может так же быть дреговитом, но это — необязательно. Возможно, они действительно поссорились, и Жеан стремится больше к легкой жизни, нежели к солнечному камню.
