– Я вижу, тебе нравится так меня называть?
– Дело не в этом... Я вижу, что тебе не нравится, когда тебя так называют...
– Дразнишься?
– Да. Дразнюсь. Так вот что я тебе хочу сказать... Не торопись от Светки открещиваться или, лучше сказать, отрекаться. Поздно. Кровь вас породнила. Ленкина кровь. И это уже навсегда. Будете вы встречаться или не будете, на нашей набережной столкнетесь или на Елисейских Полях... Или вообще больше никогда не увидитесь... Все это неважно, Андрюшенька. Она навсегда останется твоей бабой, которую ты кинул в свое время.
– Она сама меня послала.
– А ты и рад? Не надо мне пудрить мозги, Андрюшенька, – опять со вкусом произнесла Наташа. – Вот этого Амика, – она выбросила вперед обнаженную загорелую руку, и Андрей не мог не подумать – красивая рука, – вот этого Амока я посылаю десять раз на день. Понял?! А он – вот он.
– Ты хочешь сказать...
– Заткнись! Когда я хочу сказать, я говорю! Открытым текстом!
– Ты сейчас обалденно красивая, – вырвалось у Андрея.
– Я знаю, – смягчилась Наташа. – И ты знаешь. И он знает. – Она опять выбросила вперед руку в сторону полноватого парня. – И они знают. – Наташа показала на очередь, которая терпеливо ждала ее возвращения к ядам гюрзы, гадюки, тарантула и скорпиона. – Думаешь, им всем так уж хочется коктейля хлебнуть с этими глуповатыми названиями?
– Чего же им хочется?
– На улыбку мою приходят полюбоваться. Словечком со мной переброситься. И не потому, что моя улыбка что-то им там сулит, вовсе нет – она всего лишь искренняя. Если я им улыбаюсь, то и мне с ними весело. И еще одну вещь я тебе скажу... Пока они мной не налюбуются похотливыми своими глазками, собственную бабу обнять не могут.
– Почему?
– Желания в них такого не возникает.
– А когда на тебя посмотрят, то возникает?
– Да! Ты и сам это знаешь, по себе чувствуешь... На меня глядючи, они вспоминают, кто они есть на самом деле.
– А кто они есть на самом деле?
– Мужики. А если точнее – самцы. – Наташа шало посмотрела в упор на Андрея. – Ну и что ты сейчас чувствуешь?
– Я чувствую, что ты тоже хлебнула текилы с цикутой, – смешался Андрей, и в самом деле ощутив исходящий от Наташи какой-то там зов, для которого и слова-то приличного не подберешь, чтоб в обществе его можно было произнесть, не осрамившись. – Признавайся, это ты придумала все эти названия?
– Ха! Я их меняю каждые три дня. Представляешь, все вдруг кинулись пить коктейль «Убойный». А он самый дешевый, мне невыгодно его продавать. И я переименовала его в «Сиротский». И все, полный порядок. Его уже никто не заказывает. – Наташа рассмеялась, а Андрей подумал – и с зубами у нее полный порядок. – И еще одну вещь хочу тебе сказать... Вот ты не знаешь, как сейчас на меня смотришь. А Амок знает. Он наверняка захочет с тобой познакомиться поближе.
– Это будет опасное знакомство?
– Ничуть. А вот продолжение этого знакомства... Как знать, чем оно для тебя обернется... Амок! – крикнула Наташа. – Подойди, пожалуйста. О тебе разговор.
Парень легко подошел, улыбнулся, протянул Андрею руку.
– Я уже знаю, Андреем тебя зовут. А я – Амок. Кличка у меня такая... Одного шизика так звали, от любви умом тронулся... Так вот я – второй.
– Будешь первым, обещаю! – рассмеялась Наташа.
– Я тоже тебе обещаю. Будешь первой.
– Я уже первая!
– Это еще не все знают, – без улыбки произнес Амок.
– Главное, чтобы это знал ты.
– А вот здесь ты можешь быть спокойна.
– Ладно, Амик, отвали. Нам надо еще немного пошептаться.
Андрей вслушивался в слова Наташи и вынужден был признать, что, несмотря на вызывающую грубоватость тона, ее слова не звучали обидно, оскорбительно, они были даже лестны, как бывает лестным самый крутой мат начальника, когда он же вручает тебе премию за хорошую работу.
Амок махнул приветственно рукой и отошел к своей скамейке в тени акаций..
– Слушаю тебя внимательно, Андрюшенька, – сказала Наташа посерьезнев.
– Хочу найти этого маньяка.
– Зачем?
– Ему надо кое-что оторвать.
– Яйца? – уточнила Наташа.
– Считай, что это программа минимум.
– Хорошее желание. Оно многих здесь посещает. Но Светка молчит. Она что-то там бубнит про божью кару, но это все чушь. То ли сама хочет привести эту кару в исполнение, то ли не знает, кого подвергнуть... И боится ошибиться. Есть и еще объяснения, но они уже из области мистики.
– Например?
– Ну, что ты у меня спрашиваешь, – беспомощно проговорила Наташа. – Придумай сам что-нибудь... Мистика позволяет. Может, она его простила? Может, перевоспитывает...
– Да ладно тебе, – отмахнулся Андрей. – Такое не прощается.
– Как знать, – умудренно протянула Наташа.
– Ну, она же с кем-то встречалась, общалась, прогуливалась... Что же, никто не видел, с кем именно она шашни крутит? В Коктебеле ни у кого нет тайн друг от друга!
– Значит, есть. Если бы они встречались-прогуливались, как ты говоришь, его давно бы уже взяли. А так... Или он к ней по ночам приходил, или она к нему. Скорее, приходил все-таки он. И положил плотоядный свой глаз на Лену. Я пыталась Светку разговорить... Молчит, как... Как наш Чертов Палец.
– Но он здесь? В Коктебеле?
– А теперь-то чего ему бояться? Следов преступления на нем нет. Кровь смыл, все остальное тоже. Андрей, если что-нибудь пронюхаю, доложу немедленно. Ты ведь у Веры остановился? Заметано. Где меня найти, знаешь, телефон, адрес тоже... Всегда рада с тобой повидаться, сегодня ты заметил далеко не все мои неувядающие прелести. Ладно, пока! Яды ждут! – зловещим голосом проговорила Наташа, кивнув в сторону очереди.
– Приходи вечером к голубой скамейке, вон к той, у парапета... Место встречи изменить нельзя. Жора подойдет, Слава... Или у тебя другие планы?
– Подгребу, – нарочито суровым голосом заверила Наташа.
– И Амок будет?
– Как обычно. Но в сторонке. Пока! – Она махнула рукой.
Андрей проводил ее взглядом, полюбовался оживившейся очередью за коктейлями и направился вдоль набережной к автобусной станции.
В этом сезоне у приезжих красавиц модным стало оборачивать юные свои бедра полупрозрачным куском ткани с причудливыми узорами – крабы, паруса, бокалы с вином, облака, карадагские скалы и прочие соблазны коктебельской жизни. Все это уже воспел Жора, и небольшие его книжечки можно было частенько заметить в ухоженных руках даже далеко не юных пляжниц. Чем-то задевал он своими шаловливыми строками женские души, затаившиеся в тучных складчатых телах.
