Конечно, приятно и лестно, когда домашний лев подходит к тебе, кладет голову на колени, громадную свою косматую голову кладет на хилые твои колени и мурлычет так, что колышутся шторы на окнах. И душа твоя замирает от сознания собственной значительности. К радостному ужасу гостей, ты можешь почесать льва за ухом, потрепать гриву, перебрать пальцами когти на неподъемных лапах, а он все мурлычет, мурлычет...
И ты не догадываешься, не дано тебе этого знать, что именно через мгновение не понравится этому домашнему льву – скрежет трамвая за окном, запах из кухни, вонь твоего одеколона или вспыхнувшие в нем воспоминания о другой жизни, правильной, здоровой и безжалостной. Об африканской жизни.
Так же и деньги. Имеются в виду большие деньги.
Мандрыка позвонил по внутреннему телефону Выговскому, подождал, пока тот поднимет трубку.
– Игорь, я зайду?
– Заходи.
Он мог и не спрашивать, но почему-то чувствовал – надо. Это правильно. Так будет лучше.
Когда Мандрыка вошел в кабинет, Выговский разговаривал по телефону. Негромко, раздумчиво, но смысл не улавливался – Мандрыка так и не понял, о чем идет речь, хотя все слова были просты и знакомы. «Хорошо... Но ты предупреди... Да пошли ты его ко всем чертям... Нет, ни в коем случае... решай сам...» Такой разговор Мандрыку не раздражал, он и сам говорил точно так же – не называя имен, дат, городов, цифр, ничего не называя.
И это было правильно.
Выговский положил трубку, некоторое время сидел, молча уставившись в окно, и, уже приняв какое-то решение, поднял голову.
– Есть новости? – спросил он.
– Есть.
– Хорошие?
– Нет, – Мандрыка отвечал кратко, но со значением, словно подбирался к главному и в то же время давал Выговскому время отойти от предыдущего разговора.
Какие все дипломаты стали!
Какая тонкость в обращении вдруг прорезалась!
Казалось бы – откуда?
Да все оттуда же – от денег. Да, деньги потребовали осторожности в словах, поступках, поведении.
– Кто-то хочет денег? – спросил Выговский, усмехнувшись.
– И много.
– Железная дорога?
– Точно.
– А что Слава Горожанинов? Это ведь его участок?
– На него и вышли. На его станции проблем нет. Вагоны он достает, грузит, отправляет... Все идет нормально. Но состав проходит через несколько отделений железной дороги. И шустрые ребята сообразили, что тут можно поживиться.
– Ты с ними разговаривал?
– И не один раз.
– Сколько они хотят?
– Для начала миллион.
– А потом?
– Потом в долю.
Выговский и Мандрыка сидели в глубоких креслах, и со стороны могло показаться, что говорить им особенно-то не о чем, а сидят эти господа, перебрасываясь словами, разве что в ожидании совещания, заседания, встречи. Роскошный клетчатый пиджак, белая сорочка, галстук глухой болотной зелени, залысины и небольшая седина у висков делали Мандрыку похожим на крупного банкира, министра иностранных дел небольшой европейской страны или, на худой конец, генерального директора концерна. А Выговский, сидевший прямо, с тощими коленками, выступающими у подлокотников кресла, был похож на памятник Линкольну в Вашингтоне, где он побывал совсем недавно.
– Они настаивают, Игорь, – напомнил Мандрыка.
– Каким образом?
Мандрыка молча протянул мятый клочок бумажки. Там чем-то красным были нацарапаны два слова: «Будет кровь». Повертев бумажку, Выговский тяжело, со стоном выдохнул воздух, который, казалось, долго не мог из себя выдавить.
– Ну, что ж... Кровь так кровь, – и беспомощно посмотрел на Мандрыку. Тот глаз не отвел, долгий взгляд Выговского выдержал. Оба понимали – в эти секунды принимается решение. Фирма как бы переходит к новым правилам, новым законам, по которым теперь ей и предстоит жить.
– Не думал, что это будет так скоро... Хотя... – Выговский не закончил. – Что скажешь?
– Я тянул сколько мог, обещал, сколько мог обещать... Ты знаешь.
– У нас нет другого выхода, Вася. Если сейчас уступим, то единственное, что остается, – снимать все деньги, делить их по-братски и разбегаться в разные стороны. Какая махина рухнет, Вася, какая махина!
– Не рухнет, – негромко ответил Мандрыка, глядя Выговскому в глаза. – Не допустим, – Мандрыка так сжал кулаки, лежавшие на подлокотниках, что побелели суставы.
– Не хотелось бы, – сказал Выговский беспомощно, – не хотелось бы, – протянул уже тверже. – Не хотелось бы! – почти выкрикнул он, и Мандрыка понял, что решение принято.
Наступило молчание. Лица у обоих были спокойные, почти сонные. Но это была сосредоточенность.
– Наехали, значит, – проговорил Выговский, не открывая глаз. – Ну хорошо! – встрепенулся он, как бы отгоняя сонливость. – Пусть будет так. Ты говорил, что у тебя есть надежные ребята?
– Я? – удивился Мандрыка.
– Говорил! – твердо сказал Выговский.
– Есть такие ребята. Но это люди Усошина. Они когда-то сидели у него.
– Ты с ними встречался?
– Да.
– Сколько их?
– Двое.
– Они в самом деле надежные?
– Игорь... Если возьмутся, то сделают. Но дело в том, что ребята эти... как бы выразиться... Больно крутоваты.
– Хозяина могут искусать?
– До этого, надеюсь, не дойдет, но своенравия у них хоть отбавляй.
– Пусть, – сказал Выговский. – Откуда они?
– Украина. Днепропетровск.
– Хороший город. Я там был, – и эти слова прозвучали как окончательное решение.
– Я тоже там был. С этими ребятами и познакомился.
– Договоримся так... Ты вызываешь этих придурков, – Выговский вернул Мандрыке кровавую записку. – И вызываешь усошинских ребят. Не обязательно, чтобы они все появились в один день. И те и другие могут поскучать недельку. Могут?
– Вполне, – кивнул Мандрыка.
– Эти усошинские... Им инструмент нужен? Или свой привезут?
– Их проблемы.
– Нет, так нельзя. Своенравные, как ты говоришь, значит, дурные. Они должны уцелеть. Нельзя допустить, чтобы их взяли. Живыми.
– Понял, – кивнул Мандрыка.
– Если все пройдет хорошо... Если все пройдет хорошо... – Выговский два раза начинал что-то говорить и каждый раз не решался закончить.
Мандрыка пришел ему на помощь.
– Если все сойдет хорошо, они нам еще пригодятся.
– На тропу войны выходим, Вася? – усмехнулся Выговский.
