— Хватит! — раздался внезапно яростный крик, и Алена с Марго
вздрогнули, повернули головы.
Кричал Руслан:
— Хватит! Я не могу больше слышать этот бред! Марго, ты
помешалась? Кто затуманил тебе разум? Выдавать жалкую горстку стекляшек за дорогую
реликвию… Через пятнадцать минут закончится проклятый урок танцев, нам нужно
что-то делать с этой тварью… — Он с ненавистью ткнул пальцем в Алену. — Марго,
ты должна нам помочь. Она не должна просто так уйти отсюда, вслед за ней придут
флики. Надо что-то придумать.
— Погоди, я ничего не понимаю, — повернулась к нему Марго. —
Но ведь я не вызывала полицию, откуда же возьмутся флики? Или.., или вы меня во
что-то опять втравили? Но ты же давал мне слово, Руслан, что здесь больше не
прольется кровь, что я не буду ни во что замешана!
— Молчи! — Руслан взмахнул пистолетом. — Потом обсудим
сложности наших отношений. Вообще лучше помалкивай, если хочешь остаться жива!
А сейчас пора покончить со всем этим!
— Да, — тихо сказала Селин, стоявшая за его спиной. — Пора.
Она вскинула руку — раздался тихий звук, который принято
сравнивать со звуком вылетевшей из бутылки шампанского пробки. А вслед за тем
Руслан взмахнул руками и рухнул ничком. Его рубашка чуть ниже левой лопатки
заплыла кровью. Кровь вытекала, пузырясь, из маленькой дырочки… Руслан
дернулся, возя по полу ногами, хрипло выдохнул — и затих. И тотчас кровь
перестала течь.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙ
Миновал месяц. Это был такой долгий месяц, какого, чудилось,
в жизни моей еще не было! У нас в лазарете разыгрался тиф, и трудно было
выявить не больных — трудно было отыскать здоровых. Когда появились первые
случаи, я пришла к Малгожате и предложила ей съехать из госпиталя. Рана ее
заживала с поразительной быстротой, она уже ходила, голова не кружилась, но
если ей после ранения слечь с тифом, то выздоровление отложится надолго, если
не навсегда. Сначала Малгожата сделала большие глаза — как это она уедет?!
Потом подумала, что может заболеть, а то и умереть, и согласилась.
Я помогла ей собраться, наняла извозчика, отвезла на
квартиру, заплатила хозяйке, чтобы ухаживала за Малгожатой, кормила ее…
Моя подруга (назовем ее так) поглядывала на меня исподлобья,
лишь изредка слабо улыбалась моей оборотливости и хлопотливости.
— Сдается мне, — сказала она наконец, — тебе очень хочется,
чтобы я оказалась от тебя как можно дальше.
— Ты что, я забочусь о твоем здоровье! — наигранно
возмутилась я.
Конечно, такая притворщица и актриса, как Малгожата, мигом
поняла и мое притворство.
— Зоя, вот Езус Христус свидетель: мне твой Левушка даром не
нужен! — сказала она, приложив руку к груди. — Если ты хлопочешь потому, что
заметила что-то такое… — тут она сделала паузу, во время которой сердце мое
превратилось в один горящий от боли комок, но немедленно продолжила:
— ..то это одно твое воображение. Нечего замечать, ничего
нету меж нами!
— Я ничего не заметила, — сказала я чистосердечно. — И дело
не в докторе Сокольском. Ни он меня не интересует, ни я его. Между нами вообще
ничего нет. Я еще раз говорю: просто забочусь о твоем здоровье!
— Ну, коли ты так хочешь… — пробормотала Малгожата,
надувшись.
Я пошла к двери, потом, словно вспомнив что-то, вернулась.
Подобрала с полу узелок, который положила туда, как только мы добрались до нового
жилища Малгожаты, и развернула наволочку, которой было обернуто что-то толстое.
Это была знаменитая камизэлька. Малгожата собрала все вещи,
кроме нее. Она валялась под кроватью, я ее заметила и подобрала.
Увидев камизэльку, Малгожата резко покраснела и посмотрела
на меня чуть ли не с испугом:
— Я ее нарочно оставила тебе! На память!
Я ничего не хотела говорить. Я себе клятву дала. Но эта
бесстыдная ложь меня просто перевернула!
— Знаешь, Малгожата, вряд ли я гожусь на роль хранительницы
ваших родовых драгоценностей.
Всего можно было ожидать: возмущения, брани, яростного
отрицания, упрека, слез.., всего, только не довольного смешка:
— Ага… Я так и знала, что этого не избегнешь: ты
когда-нибудь не утерпишь и распорешь швы. Не скоро же ты догадалась… Давно ли?
Пока я без памяти была? И что тебя натолкнуло?
Все, я утратила остатки сдержанности:
— Что натолкнуло? Да ты сама? Помнишь тот обстрел, когда
тебя ранило? Когда погиб поручик? Ты как сумасшедшая за этой камизэлькой
бросилась. Она тебе была дороже жизни! Из-за нее ты и под разрыв угодила! Вот я
и поняла кое-что… Правда, сначала я думала, что в ней те драгоценности
спрятаны, которые тебе «пулковник» оставил, а потом посмотрела — и узнала
ожерелье, о котором говорил Всеволжский. Только не пойму, почему оно
разрознено? Чтобы хранить легче было? Да ладно, не суть важно. Я не хотела тебе
говорить, многое готова была тебе простить.., думала, ты просто уедешь на
отдельную квартиру, перестанешь бывать в госпитале, перестанешь нам вредить…
— Я вам вредила?! — так и взвилась Малгожата. — Да вы бы без
меня начисто пропали! Я.., я была вам полезна! Я ведь… — закричала она с
торжеством, — я ведь нашла тот вагон с правыми английскими сапогами! Нашла!
— А, — холодно проговорила я, — помню, как ты за ними
поехала. Это было в ту ночь, когда твой сообщник, поручик Калитников, убил
солдата Девушкина, чтобы тот не выдал его новочеркасских злодейств!
Надо отдать справедливость Малгожате: она умела становиться
в оборонительную позицию проворнее отъявленного рапириста, чемпиона своего
корпуса!
— Я не понимаю, — сказала она надменно, — какой еще
Калитников? Ты о ком говоришь?
