— Взгляни в лицо реальности, Эмдаль, — оборвал его
пухлолицый Алейкон. — Церкви приходится существовать в реальном мире,
каким бы несовершенным он ни был. Без поддержки со стороны аристократии мы
просто не смогли бы исполнять свой долг.
— Но так ли уж мы в этом преуспели, Алейкон? —
спросил его Эмдаль. — С моей точки зрения, все проходит мимо наших ушей.
— Мне кажется, мы немного уклоняемся от темы, —
заметил Альтал. — Когда ваш дом объят пламенем, у вас нет времени на споры
о том, какое ведро лучше взять, чтобы залить огонь водой. Почему бы нам не
взглянуть на лица тех людей, что поджигают дом? Наверное, нам не помешает с ними
познакомиться.
— Не думаю, что у нас есть на это время, Альтал, —
возразил Юдон.
— Здесь, в Доме Эмми, время не имеет значения, —
сказал ему Гер, — и расстояние тоже, впрочем, насколько я понимаю, это
естественно, поскольку время и пространство — одно и то же. Все в мире
находится в постоянном движении, потому что наш мир — это часть неба, а небо
все время движется. Когда мы говорим о милях, на самом деле мы говорим о часах
— о том, сколько времени требуется, чтобы добраться отсюда туда. Мне кажется,
именно поэтому никто не может видеть Дом Эмми, поскольку, несмотря на то что
Дом все время находится здесь, Эмми может сделать так, чтобы он одновременно
был еще где-то.
— У этого мальчика все в порядке с головой,
Альтал? — спросил Эмдаль.
— Просто он думает быстрее, чем кто-либо, экзарх
Эмдаль. — ответил Альтал, — и он воспринимает идеи гораздо быстрее,
чем все мы. Если вы немного побеседуете с ним, думаю, у вас глаза вылезут на
лоб, когда вы будете уходить отсюда.
— Или все мозги встанут с ног на голову, — добавил
Халор. — Мне кажется, Гер даже живет не в том же самом мире, что и мы. Его
разум так быстр, что никто, кроме Двейи, не может за ним угнаться.
Три экзарха задумчиво посмотрели на мальчика.
— И не думайте, — твердо сказала им Двейя. —
Не стройте иллюзий, джентльмены. Этот мальчик мой, и я его никому не отдам.
Расскажи им про окна, Гер.
— Хорошо, Эмми. — Гер серьезно посмотрел на всех
троих. — Поскольку Дом находится сразу везде, из окон можно видеть любое
место, какое пожелает Эмми, поэтому мы можем узнать, что сейчас делают злые
люди и что они собираются делать. В этих окнах самое замечательное то, что мы
можем видеть и слышать злых людей, а они при этом даже не подозревают, что мы
совсем рядом, — если только мы действительно не появляемся. — Гер
нахмурился. — Это ужасно трудно объяснить, — сказал он. — Я
знаю, что происходит, но не знаю, какими словами это объяснить остальным. Если
Дом находится “везде”, разве это не означает, что он как бы нигде? Я хочу сказать,
не то чтобы его действительно нигде не было, он только как бы нигде. Во всяком
случае, в достаточной степени нигде, чтобы злые люди не могли нас видеть, когда
мы на них смотрим.
— Мне кажется, слово, которое ты ищешь, —
“вездесущность”, мальчик, — предположил Эмдаль. — Это обычный атрибут
Бога. Если Бог везде, то человеку от него не спрятаться.
— Вы здорово мне помогли, мистер священник, — с
благодарностью сказал Гер. — Мне казалось, я единственный, кому в голову
приходят подобные мысли, а это очень одинокое чувство.
— По-моему, тебе лучше привыкать к этому,
мальчик, — сказал ему Эмдаль. — По-видимому, ты способен инстинктивно
воспринимать идеи, к которым другие люди могут лишь едва прикоснуться после
того, как пытались постичь их всю жизнь. — Эмдаль с сожалением
вздохнул. — Какого теолога мы могли бы из него сделать, если бы он сначала
попал к нам в руки.
— Ему и без вас неплохо, Эмдаль, — сказала
Двейя. — Не пытайтесь на него воздействовать.
— Мысль, никем не направляемая, может быть весьма
опасной, — заявил Эмдаль.
— То же самое считают оба мои брата, — сказала
она. — Геру повезло, что это я нашла его.
— Они действительно твои братья, Двейя? — спросил
Эмдаль, почему-то понизив голос.
— Все немного сложнее, но слово “брат” неплохо
подходит. А теперь, может быть, подойдем к окну и посмотрим, что там затевают
“злые люди”?
Свет за окном затуманился, и стало темнее.
— Что происходит? — с тревогой в голосе спросил
Юдон.
— Окно передвигается, ваше преосвященство, —
объяснил Бхейд. — Оно перемещается из одного места в другое — и насколько
я могу судить, из одного времени в другое тоже, учитывая изменение
освещенности. — Он взглянул на Двейю. — Что именно мы видим,
Божественная? — спросил он ее.
— Это город Лейда в южной части Центрального
Перкуэйна, — ответила она, — а мы видим вчерашний вечер.
— Это Коман пробирается там по аллее, да, Эм? —
спросил Альтал, вглядываясь в сумерки.
— Да, похоже на то, — отозвалась она. — Я
искала Аргана, но у Дома есть свой собственный разум. Иногда Дейвос бывает
ленив, и тогда для простоты Дом действует по своему усмотрению.
— Это идея для тебя, брат Бхейд, — хитро сказала
Лейта. — Представь себе на минутку ленивое божество.
— Пожалуйста, Лейта, не надо, — взмолился
Бхейд. — У меня и так голова кругом, и не влезай пока ко мне в голову.
Тебе не следует знать, что там творится.
Экзарх Эмдаль в задумчивости взглянул на Бхейда и Лейту, но
ничего не сказал.
В конце сумеречной, неухоженной аллеи Коман открыл какую-то
полуразбитую дверь и вошел в какой-то дом.
Свет снова затуманился, и окно последовало за мозговой
пиявкой Генда в убогую комнатенку, где его поджидал Арган.
— Нашел что-нибудь стоящее? — спросил Арган.
Белобородый Коман сел.
— Местный правитель называет себя герцогом, —
ответил он. — Его зовут Арекад, и он так же глуп, как и остальные.
— А чего ты ожидал, старина? — отозвался
светловолосый священник в алой рясе. — А как насчет здешнего скопаса?
— Это типичный церковник ордена Коричневой Рясы.
Подлизывается к герцогу и вымогает у простолюдинов каждый пенни. Этот горшочек
уже закипает, Арган. Одна хорошая проповедь, и он забурлит как следует.
По лицу Аргана скользнула слабая улыбка.
