Сергей Сергеевич не выносил, когда на полу валялись гипсовые
крошки, особенно когда они хрустели под ногами. Это его могло до нервного
припадка довести: по слухам, его комиссовали потому, что нога, перебитая пулями
в нескольких местах, срослась неправильно, ее несколько раз приходилось ломать,
он так и остался хромым на всю жизнь… Да уж, хруста гипсовых крошек хирург и
впрямь наслушался до тошноты!
Ольга принесла ведро с водой, тряпку, веник, совок и начала
осторожно выметать крошки из-под топчанов и шкафчиков.
Посреди процедурной на табурете сидел сержант Алиев из
первой солдатской палаты, прижав к туловищу согнутую в локте и перевязанную
руку. У него была контрактура локтевого сустава.
Сергей Сергеевич стоял над раненым.
– Что-то вы, Алиев, надолго у нас задержались. Зачем-то
снова руку забинтовали. Я же сказал, ходите без повязки. Рана зажила? –
обернулся он к старшей сестре Наталье Николаевне.
– Я не бинтовала, – пожала та плечами и вышла из кабинета.
– На ванны ходите? – спросил Сергей Сергеевич.
– Хожу, – тихо сказал Алиев.
– Рука действует?
– Нет, товарищ врач.
Сергей Сергеевич потрогал пальцы Алиева.
– За-га-доч-но, – протянул он. – Пальцы теплые,
работоспособные, а рука не разгибается. Загадочно! Лечебная физкультура не
помогает. Ванны не помогают. Трудное положение. Попробуем сделать закрутку.
Ольга закончила подметать и принялась осторожно протирать
пол влажной тряпкой, стараясь не мешать врачу и сестрам.
Валентина приготовила шины разных размеров, новые бинты и
маленькую веревочку с клинышком. Руку Алиева разбинтовали, оголив синий рубец
давно зажившей раны. Валя попыталась разогнуть руку, но та бездействовала.
Валентина ловко (Ольга, исподтишка наблюдая, позавидовала – все-таки Евсеева,
при всей своей противности, была очень хорошая сестра!) подбинтовала две шины к
плечу и предплечью. К концам шин в образовавшийся наружный прямой угол она подвязала
веревочку, клинышек продернула в петлю и стала оборотами клинышка понемножечку
убавлять образовавшийся наружный угол.
Сергей Сергеевич стоял за спиной Алиева, поглядывая то на
него, то на Валентину. Выражение лица у него было самое безразличное. И вдруг с
тем же безразличным видом он приподнял ногу и с силой ударил башмаком по ножкам
табурета!
Табурет вылетел из-под Алиева. Тот вскочил и, силясь
удержаться, взмахнул обеими руками, как птица крыльями. Больная рука
рефлекторно выпрямилась!
Сергей Сергеевич тут же нажал на локоть и кисть Алиева и не
дал ему снова согнуть руку, а Валентина мгновенно прибинтовала тугой повязкой
руку к обеим шинам, вытянутым по прямой линии.
Ольга так и ахнула.
Вошла Наталья Николаевна и недоуменно уставилась на красного
Алиева, стоявшего с прямой рукой:
– Под наркозом, что ли, так быстро управились?
– Обошлось без наркоза, – сдержанно проговорил Сергей
Сергеевич.
– Ах ты, батюшки! – понимающе воскликнула Наталья Николаевна
и умолкла, только головой покачала.
Какие-то минуты царила тишина, потом Алиев пробормотал:
– Не говорите начмеду. Отправьте на фронт!
Сергей Сергеевич кивнул:
– Идите в палату!
Алиев вышел, склонив голову так, словно теперь у него не
разгибалась уже не рука, а шея.
– Лихо! – сказала Наталья Николаевна. – Видимость
контрактуры нам закатил, а мы поверили!
– Ай да Сергей Сергеевич! – льстиво пропела Валентина. – Ну
и ну! Иглу в яйце видит!
– Одно не бывает без другого, – проговорил Сергей Сергеевич.
– Рана – без крови. Воспаление и нагноение – без температуры. Контрактура
локтевого сустава – без похолодания и онемения пальцев. Элементарная логика! Я
подобных штук навидался за жизнь… я же до фронта служил в одной тюремной
больничке. На зоне. Причем публика была сугубо «деловая», то есть уголовная.
Ох, насмотрелся мастырок! Мастырка – это симуляция, слово очень старое, его еще
знаменитый наш этнограф Сергей Васильевич Максимов описывал в своей книге
«Каторга и ссылка» в прошлом веке. Ну и нашим уркам некоторые приемчики по
наследству перешли, а кое-какие они сами себе устраивают. Чего только не
делали, чтобы попасть в санчасть! Один умелец, помню, организовал себе язвенное
кровотечение. Накрошил в парашу хлебного мякиша, разрезал себе палец, накапал
на мякиш крови, добавил немного воды и всю эту кашицу слегка размешал веником.
Получилась натуральная кровавая рвота! Услышав мои шаги по коридору, сделал
вид, что его наизнанку выворачивает, и когда двери камеры открылись, он стоял у
параши с кровавой слюной на подбородке, словно его только что вырвало. Ну и я,
неопытный лепила, стало быть, увидев кровавую блевотину, приказал ему
собираться с вещами «на больничку»…
– Фу, – сказала Валентина, брезгливо поджимая губы. – Бр-р!
Какая гадость!
– А как вы догадались, Сергей Сергеевич? – спросила Ольга.
– Ты еще здесь? – повернулась к ней Валентина. – Ну сколько
можно возиться, убралась – и топай отсюда.
– А мне элементарная логика помогла, – сказал Сергей
Сергеевич, словно не слышал Валентину. – Не может быть у язвенника такого цвета
лица и такой счастливой улыбки. Этот, ну, который мне баки вколачивал, был хоть
и хитрый, но дурной. Не хватило у него терпежу постонать еще немножко. Да еще и
сокамерники его выдали. Стоило нам выйти за дверь, а они хором ка-ак грохнули…
Ну, тут и младенец понял бы, в чем дело. «Все, – говорю, – милок, вали обратно
на нары, не свезло тебе на сей раз!»
– Вот и Алиеву не свезло, – хохотнула Наталья Николаевна.
– Да уж!
– Сергей Сергеевич, а какие еще случаи мастырок бывают? –
спросила Ольга.
Валентина глянула хмуро.
– Да мало ли! – с улыбкой ответил хирург. – Некоторые рубили
себе топором пальцы, глотали гвозди, делали ожоги на руках. Если раздобыть
сахарной пудры и некоторое время вдыхать ее, создается видимость настоящего
туберкулеза. Одна барышня из женского отделения разводила в воде грифель от
химического карандаша и капала себе в глаза. Редкое заболевание конъюнктивы!
Одна блатная дура умерла, пустив себе мыло в вену. Она хотела температуру
поднять, да перестаралась. Вообще самое надежное средство для этого – сделать
внутривенный укол рыбьего жира. Сразу подскочит до сорока градусов! А то и
выше.