— Этот Гриша и помог Олегу Ивановичу получить документы в архивах ФСБ? — Слава привстал со стула, не в силах скрыть волнения. — Вы поможете мне с этим разведчиком встретиться и поговорить?
— Обещать не могу, но постараюсь. Разведчик, как потом выяснилось, читал книги Каребина и был его большим поклонником. — Ира снова вытянула сигарету из пачки и вопросительно поглядела на Синицына. Тот не сразу, но сообразил, что от него требуется. Дождавшись огня, Старовцева заговорила опять:
— Вы верно догадались. Олег получил доступ к архивам, связанным со Стерном, и буквально дневал и ночевал на Лубянке. Он выглядел в то время сумасшедшим.
Глаза у него горели. Он ничего не видел и не слышал. Мне стало жалко Машу. Олег молодую жену вовсе перестал замечать. Но Маша молчунья, все держит в себе. Так длилось несколько месяцев. Но однажды, в начале марта, Каребин пришел ко мне очень изменившимся. Он стал задумчив и не слишком разговорчив. Пришел он, чтобы принести мне несколько глав своей новой книги. Я понимаю, что у творческих людей настроение часто меняется, поэтому не придала значения его состоянию.
Прочитала главы из его нового романа. Похвалила и кое-что посоветовала доработать. Больше Олег ко мне до лета не приходил. Явился он месяц назад и принес одну вещь. Принес ее на хранение и сказал: «Если меня не станет, предай вещицу человеку по имени Сабсан». Имя странное. Я несколько раз переспросила и теперь помню точно. Эту занятную вещицу я храню на даче. Узнав, что Олега застрелили, я взяла телефон, который вы мне оставили на работе, и решилась позвонить. Саму вещь я вам не отдам. Я выполню волю покойного и дождусь таинственного Сабсана. Но знать о ней вы должны. Возможно, с этой вещью и связана гибель Каребина. Помогите мне подняться.
Слава, увидев, что женщина, морщась от боли, пытается встать, бросился к Ирине и взяв ее под руки, поднял. Опираясь на Славу, Старовцева прошла в комнату, согнала рыжего кота с брюк мужа и указала на старый медный самовар, пылящийся на полке стеллажа.
Усадив хозяйку на стул, Слава снял самовар и поставил перед ней.
Старовцева стянула медную самоварную крышку и добыла из его глубин что-то завернутое в тряпицу. Вернув хозяйку на террасу, Синицын устроил ее в качалке и стал с нетерпением ждать, когда она развернет тряпицу. Наконец Старовцева с ней справилась, и Слава зажмурился — так засверкали на ладони женщины два кусочка хрусталя. Ира сложила их вместе и получила огромный белый камень.
— Это же хрусталь Царя Тибета! — воскликнул Слава. Каребин так точно описал магический хрусталь, что ошибиться было невозможно. — Как он попал к писателю?!
— Возможно, ответив на этот вопрос, вы закончите свое следствие, — устало улыбнулась Ирина. — Мне об этом ничего не известно. Все, что я знала, теперь знаете и вы.
Синицын хотел еще что-то спросить, но возле калитки раздались три веселых автомобильных гудка.
— Славка приехал! — обрадовалась Старовцева. — Вон и Гамлет побежал встречать хозяина.
Через минуту на террасе появился маленький сухой мужчина с двумя пакетами провизии и огромным арбузом. Рыжий кот терся об его ноги и заискивающе заглядывал в лицо. Виртуозность, с которой хозяин при своем скромном росте справлялся с ношей, поражала.
— У тебя, девочка, гости! — приветливо заулыбался он, увидев Славу.
Разложив пакеты и арбуз, супруг Ирины протянул молодому человеку руку.
— Старший лейтенант Вячеслав Синицын, отрекомендовался следователь.
— Старший научный сотрудник Вячеслав Старовцев, — представился тезка, и мужчины поздоровались. Рукопожатие Старовцева было крепким, в его маленькой руке ощущалась недюжинная сила.
— Я думал, что вы тяжелый атлет. Столько сумели притащить, — настороженно произнес Синицын. Он тут же вспомнил подозрения охранника «Издательского дома» о том, что убийца Рачевской спортсмен маленького роста.
— Вы почти угадали. Слава альпинист и мастер спорта. Спортивности ему не занимать, — словно отвечая на мысли следователя, похвалилась мужем Ирина.
Синицына оставляли ужинать, но он, сославшись на ночное дежурство, откланялся.
Читать на обратном пути в электричке Слава не стал. Урок с грабежом заставил его вести себя осторожнее. Зато сменив стажера Тему в квартире писателя, младший лейтенант закрылся в ванной и взялся за роман.
* * *
Председатель Петроградского ЧК Глеб Иванович Бокий после посещения подвалов с конфискованными ценностями вместе с задержанным Сабсаном Карамжановым долго не мог опомниться. Но еще большее впечатление на него произвела встреча с мертвым гуром. После той ночи грозный Глеб Бокий стал бледнее и молчаливее, чем обычно. Часовой, пораженный непривычной веселостью начальника в момент беседы с Сабсаном, не отметил в последующие дни на его лице не только улыбки, но даже обычного приветливого выражения. Чекиста, застрелившего Карамжанова, Бокий вместо благодарности посадил в карцер. С тех пор Глеб Иванович стал мрачен и раздражителен. Но как ни странно, плохое настроение грозного начальника Петроградского ЧК пошло на пользу арестованным контрикам. Гроза контрреволюции перестал подписывать смертные приговоры, а своим чекистам поручил проводить задержания без рукоприкладства и пальбы.
Эта странная перемена была незамедлительно отмечена «доброжелателями», и донос на Лубянку не заставил себя долго ждать. Феликс Эдмундович, читая пасквиль, поморщился, двумя пальцами припрятал донос в дальний ящик письменного стола и задумался. Донос ему передал во время совещания ВЦИК сам Григорий Евсеевич. Руководитель политической полиции Советов догадывался, что Зиновьев ненавидит Кузьмича (партийная кличка Глеба Ивановича) с тех пор, когда тот, наперекор Зиновьеву и Каменеву, поддержал в семнадцатом году сторонников вооруженного восстания. Второй раз они схлестнулись недавно, после гибели Володарского. Вождь мирового пролетариата злился на питерцев за их «мягкотелость». Трусоватый Зиновьев, чтобы угодить Ленину, истерически требовал крови. А Бокий заявил, что чрезмерный террор приведет к анархии и резне. Он уже был сыт «чрезвычайными мерами» после убийства своего предшественника Урицкого.
Тогда Зиновьев тоже поднял панический вопль о необходимости красного террора.
«Скорее всего, и сам донос дело рук Гриши», — предположил Дзержинский.
Хозяин Лубянки относился к председателю Петроградского ЧК с симпатией, а Зиновьего терпеть не мог. Железный Феликс надумал убрать Глеба Ивановича подальше от глаз кремлевских вождей. «Пусть организует сопротивление в оккупированной немцами Белоруссии», — решил он и перед командировкой в Минск пожелал повидать Бокия.
Получив распоряжение ОГПУ сдать дела и ехать в Москву за новым назначением, Глеб Иванович не удивился. Ни досады, ни обиды в его душе не было.
Лежа на мягком диване спецвагона, бывший председатель питерской ЧК испытывал даже некоторое облегчение. Бокий с юности имел склонность к мистике. А встреча с восточным старцем Сабсаном и кровавое видение в подвале Петроградского ЧК заставило грозного чекиста о многом задуматься. О том, что случилось следующей ночью во дворе с трупами, Глеб Иванович старался не вспоминать вовсе. По ночам его начали мучить кошмары. Революционер снова и снова слышал крики жертв, видел отрубленные конечности и окровавленные тела на грудах золота, смотрел на свои руки и обнаруживал их по локоть в крови. Потом приходил старик. Это было самое страшное для товарища Кузьмича. Он просыпался в испарине и больше заснуть не мог.
