Но как же тогда быть?
И почему не предусмотрен? Есть же вход!
Наверное, он похож на отверстие воронки – внешний ее диаметр большой, а вот внутренний очень маленький. Или вообще смыкается, если он сделан из чего-то вроде резины, по принципу ниппеля: когда вдуваешь, он приоткрывается, а потом закрывается сам собой.
Нет, я так запутаюсь, думал Вик. Я зациклился на этой системе – вход, выход. Входом может быть вся внешняя поверхность Бермудии. Она проницаема извне и непроницаема в обратном направлении.
Компьютер… Бермудия – огромный компьютер… С чужой системой, несовместимой ни с чем…
Но ведь системой же! Все в мире систематизировано, как говорит математик Евгений Абрамович. Нет ничего, что не имело бы системы. Даже то, что с виду бессистемно, имеет систему. Любой случайный набор любых случайных цифр неизменно выстраивается в какую-то свою систему, в которой можно обнаружить десятки и сотни закономерностей!
И это значит… Что это значит?
Что-то ведь это значит?
И неожиданно Вик понял.
Он так ясно и легко это понял, что даже рассмеялся.
Если систему невозможно понять, если с ней нельзя справиться, ее надо – сломать! Разрушить! И тогда ее закономерности перестанут действовать! И все вернется на свои места!
Вику показалось, что он летит от счастья, так радостно было ему осознавать победу над трудной задачей.
И он действительно немного пролетел в пространстве. Но тут же завис.
Сломать… Легко сказать – сломать. А как?
Посоветоваться бы с отцом…
Но Олег в это время думал о том, как найти Настю. И не появился.
Или с мамой.
Но Настя в это время говорила с Мануэлем и тоже временно не думала о Вике, а также о Нике и Олеге.
Куда ни кинь, всюду клин, как говорит бабушка, Элеонора Александровна, умнейшая женщина на свете.
И она же любит повторять: «Клин клином вышибают» – когда высокую температуру из тела заболевшего Ника выгоняла горячими, горючими, жгучими горчичниками.
Клин клином вышибают, – невольно повторял Вик, вися в пустом пространстве.
И почувствовал, что почти догадался о чем-то самом главном.
61. Выборы. Выступление Ника
И вот настал день выборов.
Явка оказалась стопроцентной – по всем средствам связи сообщили, что ожидается бесплатное угощение. Раньше бермудяне отнеслись бы к этому равнодушно – и так всё бесплатно! – а теперь сбежались с самого раннего утра. Там и сям слышались взволнованные вопросы: «Что дают? Где дают?»
Но ничего пока не давали – гремела только бравурная праздничная музыка, и без толку туда-сюда бродили избиратели.
Конечно, была тут и Настя с единственной целью – увидеть сыновей.
Был и Олег.
Он ходил в толпе и искал глазами Настю. Она заметила это, но не стала его окликать – может, он не ее ищет?
Но Олег увидел ее, улыбнулся, подошел, взял за руку и встал рядом, ничего не сказав.
И правильно сделал: Настя не хотела от него никаких слов. Просто – взял за руку, встал рядом, вот и все.
В сторонке, окружив себя, насколько возможно, защитой, стоял Ричард Ричард и страшно переживал. Его эти выборы касались как никого другого. Если Вик проиграет, то синие, как это бывало в Бермудии, начнут вымещать на нем свою досаду, следовательно, Вик будет подвергаться опасности, следовательно, опасность грозит и Ричарду Ричарду – ему ведь будет хотеться защитить Вика. Конечно, он попробует себя от этого удержать, а если не удержит? Если же Вик станет королем – того хуже: население год от года становится все более нервным и склонно обвинять во всех бедах правителей. Следовательно, Вик будет подвергаться еще большей опасности, а с ним, соответственно, опять-таки Ричард Ричард…
По регламенту сначала должны были прослушать выступление короля.
И Печальный Принц появился.
– Ну вот, – сказал он. – Вот и все. Может, увидимся, а может, и нет. Как сами захотите. Вас ждут большие трудности. Главное – до конца оставаться людьми. А вечности в Бермудии нет, не обольщайтесь.
Все ждали еще каких-то слов, но Печальный Принц, помолчав, грустно улыбнулся и растаял.
Его выступление никому не понравилось. Поблагодарил бы народ за поддержку. Пожелал бы счастья. Сказал бы, чего Бермудия добилась за отчетный период. А он – «оставаться людьми». Глупо. Они и так люди. И ими всегда останутся. Потому что – а кем же еще?
Вышел Ник. Ольмек предупредил его (как и Мьянти – Вика), что церемонию решено сократить. Никаких дебатов. Выйти, пообещать, что все будет хорошо, поулыбаться – и больше ничего не нужно.
– Какой маленький! Какой хорошенький! – разнеженно просюсюкали женщины.
Ник хотел коротко и ясно сказать, что желает всем удачи и радости под его руководством, раскрыл рот и вдруг:
– Дорогие сограждане! В Бермудии, как и во всем мире, все течет, все меняется, как сказал мудрец, но есть одна неизменная ценность: человек! Может, вам это не понравится, но я скажу откровенно: ради конкретного человека, ради его блага, ради его свободы, ради его счастья я готов даже отказаться от дальнейшей борьбы! И отказался бы – если бы считал, что это пойдет вам на пользу. Но я в этом не уверен! Не буду утомлять вас описанием тех мероприятий, которые намечены, тех перемен, которые предвидятся, и тех мер по улучшению жизни, какие я запланировал на ближайшую перспективу…
Все изумились его уверенному тону и взрослому построению фраз, а больше всех удивилась Настя, сроду не слышавшая, чтобы ее младшенький так говорил. Обычно он изъяснялся примерно так: «Короче, ну, она меня спрашивает, короче, почему, вроде того, тетрадь забыл, а я, короче, говорю, какая разница, если я, вроде того, ну, короче, и без тетради все помню и знаю?»
– Надо же! – сказала Настя Олегу.
– Да, – ответил Олег. – А я-то думал – это все шуточки.
А Ник продолжал:
– На самом деле мероприятий не будет, перемен не предвидится, а улучшать хорошее – только портить. Вспомните, как вы жили еще неделю назад – разве вам это не нравилось? Не слышу?
– Нравилось! – послышался тонкий и плачущий девичий голос (это выкрикнула обожающая Ника – да, теперь Ника! – Мойра), и все засмеялись, а потом зааплодировали, и вот уже множество голосов подхватило: «Нравилось! Нравилось!» И многим, в том числе синим, показалось, что действительно еще неделю назад они жили нормально, тихо и спокойно – так почему бы не жить так и дальше?
– Захотите ли вы поддерживать дальше финансовую систему, это ваше дело. Думаю, не стоит.
– Э, э, малыш, ты не очень! Ты давай не суй свой носик в то, чего не понимаешь! – выкрикнул Олег, не стерпев такого наезда на любовь своей жизни – финансы. И от кого терпеть – от сына?
