Здесь – палец с неровным грязным ногтем ползет на запад, туда, где Томь изгибается турецкой саблей, огибает крупнейшее в Западной Сибири месторождение известняков, – точно посередине между Починком и Балахнино в конце века должна появиться станция «Тайга». Проклятие убитого Транссибом Томска. Ненавистная разлучница и основание пуповины – тоненькой ниточки тупиковой ветки, связывающей великую магистраль с некогда гордой столицей обширнейших земель. Жалкая подачка, брошенная выскочкой Новониколаевском губернскому Томску.
Тонким карандашным жалом я как мог восстановил по памяти эту ветку. Прихотливые, почти как дым положенной на край пепельницы сигареты, извивы ветки железной дороги, двадцать лет спустя проложенной царевыми инженерами по верху водоразделов, огибающей большую часть малых ручьев и речек. Земляная насыпь в разы дешевле мостов: изыскания велись два года, был выбран лучший маршрут. И, что самое главное, в общих чертах совпадал с моими планами.
А вот дальше начинались вопросы. В восьмидесятых годах девятнадцатого века дорогу проложили от «Тайги» на восток, к Анжерским копям. Потом – северо-восток, к Яе, и оттуда уже почти точно на восток, на Мариинск. Инженеры решили обойти с севера единственное препятствие – предгорья Салаира и сэкономить один мост – через Яю, но меня этот путь не устраивал. Мне нужно было на юго-восток, к железу. По гребню малого хребта, между Яей и Золотым Китатом, к Преображенскому прииску. Потом форсируем по мосту Золотой Китат, по дамбе – Алчедат и ползем к руслу речушки Керчь, которая приведет нас к Чебуле. Мой Транссиб становится длиннее на тридцать верст, но я получаю доступ к Ампалыкскому железорудному месторождению. И связываю его с углем.
Таков план. Оставалось найти в нем место нескольким сотням мастеровых Томского завода. В идеале, конечно, – вывезти весь заводской поселок в село Баракульское, что на Иркутском тракте. Это самое близкое с тракта место до Ампалыка. Всего-то тридцать верст по прямой… А уж весной…
Только все это чушь. Причем не простая фигня, а на постном масле! Что переселенцы станут делать на Ампалыке, если их погнать туда весной? Деревья рубить и дома строить? А дальше? Туда дорогу нужно прокладывать в первую очередь. Желательно связывающую с будущей Анжеркой. Но это еще больший вопрос. От угольных пластов до тракта вообще полсотни верст. Ни два ни полтора…
Вот Постниково. В будущем эту деревеньку чугунка обошла стороной. В мои планы тоже не входило развивать тамошнюю транспортную инфраструктуру. Но сейчас это один из населенных пунктов Иркутского тракта, а что самое главное – до угля и до железа от деревеньки примерно одинаковое расстояние. Значит, судьба ей стать временной перевалочной базой моего конгломерата.
Но дорогу от потенциальной Анжерки к железу все равно нужно строить. Хотя бы потому, что в тех местах кроме топлива еще и отличные жаропрочные глины проживают. Думаю, строителям доменных печей они лишними не будут.
Хорошо бы еще и к Балахнино путь пробить. И просто отлично, если еще и обжиг известняка там же организовать. И цемент начать делать… Но это же сколько народу-то нужно сразу! А у меня всего ничего…
И за зиму нужно, кровь из носу, найти специалиста по организации железоделательного производства. Какого-нибудь военного в отставке, имеющего представление о процессе. А то так можно много чего нафантазировать, а потом получится, что это все не более чем мечты.
А что мастеровые будут делать, пока администратор не прибудет? И где жить? Не в крепость же их сажать, на казенный кошт… Крепость… Крепость-крепость… Что-то такое было. Где-то глаз цеплялся… В каком-то письме… В одном из последних…
Послание от Фризеля легко было отличить от всех прочих. Оно слегка подмокло, когда я сверзился с Принцессы в холодную речку, и, высохнув, бумага скукожилась, пошла волнами. Чернила немного расплылись, но все-таки буквы еще можно было различить.
«…Относительно ссыльных же доношу до Вашего, ваше превосходительство, сведения, что прибывшие этапом лица крестьянского сословия Вашим распоряжением определены на жительство по Мариинскому округу, – писал председатель губернского правления в самом конце послания, которое я тогда так и не дочитал. – Те же, кто назвали себя причастными к дворянскому сословию или же назвались мещанами, допрежь помещены в пересыльный замок. Имущество их, непричастное к исправлению каждодневных потребностей, свалено кучей без счету в томском цейхгаузе. Полицмейстер же томский никаких действий к счислению и разбирательству касательно ссыльных не принимает. Отговаривается, будто бы, дескать, дело сие чиновников губернских, а не полиции. Оттого и не выяснено по сию пору точное число скопившихся в губернии ссыльных, что изрядно осложняет деяния по их призрению. Но не менее двух или трех тысяч с детьми.
Однако ж и сам пересыльный замок в ветхости и неудобстве пребывает. Перемещенные лица иметь могут легкий выход в город, и караульная рота препятствовать им не в силах.
Магистрат и земельный надел под новый замок давно выделил, да воли к новой постройке никто в правлении не имел. Теперь же я с Вашего, ваше превосходительство, дозволения городскому архитектору и чертеж заказал. Аукцион на потребные в строительстве материалы также провел. Дело лишь за артельными людьми и Вашим велением…»
Легко могу себе представить, что там в Томске творится. Несколько тысяч ссыльных, существенная часть из которых – настоящие разбойники, упиханы в низкие, покосившиеся от времени бараки. И жалкий, неспособный кого бы то ни было остановить деревянный забор вокруг. Плюс полицмейстер, основная задача которого – спокойно дотянуть до пенсии. А совсем рядом – сытый и благообразный Томск…
Конечно, нужно немедленно строить новый пересыльный замок! Немедленно!
Интересно, а мужички с Томского завода умеют работать топором?
Глава 6
Пламя
Вниз – вверх, вниз – вверх, с горы – под гору. Очередная речка, микроскопическая, только-только и сумевшая, что намочить каменные окатыши. Телеги или летят вниз, дребезжа так, будто сделаны из железа, а не из дерева, или едва-едва ползут вверх, принуждая всех вокруг, и возчиков, и конвойных, подталкивать, чуть ли не на руках затаскивать грузы.
Всех, кроме меня, конечно. Мне невместно. Нет, если бы я был уверен, что мое участие в этих транспортных манипуляциях хоть на минуту сократит время в пути, – плюнул бы и наравне с матерящимися служивыми впрягся бы. Иначе не стоило и мараться.
Я и так уже натворил много чего, томским губернаторам не присущего. Например, всерьез озаботился судьбой брошенного на произвол судьбы поселка мастеровых Томского железоделательного завода. О том, как я продовольствие для нуждающихся в Тогульском собирал, непременно уже жалобы Дюгамелю отписаны. И ведь неминуемо к нему попадут, не затеряются в пути. В Барнауле есть кому за этим присмотреть…
Только вопрос: чья «благая» весть до Александра Осиповича первой доберется. Я ведь тоже писать умею и после чуйского похода – на особом счету у генерал-губернатора. Послание мое ядом было так наполнено, что удивительно, как курьер, мной в Верный отправленный, в страшных судорогах не помер…
