Невозвращенцы всякие — это было неинтересно,
чего ж не остаться, если ты уже туда комфортным образом попал: смаковали только
— кого из ответственных чинов вздрючат потом за слабую идеологическую работу с
подчиненными. Пикантно, правда, смотрелось, когда вся группа возвращалась в
некоей стыдливой растерянности, а ее руководитель, стократ проверенный КГБ
сотрудник с анкетой столь блистательной, что на международной выставке
чистопородных гончих впору большую золотую медаль получать, — трусливо, как
писали тогда газеты, озираясь, лакейски семенил в сторону буржуазного
посольства. Тогда руководящая рука отвешивала ответственным товарищам особенно
крепких подзатыльников, чьи-то карьеры булькали в болото, и хоть в мировом
масштабе это пустяк, а все-таки простым людям приятно!
Хотя и здесь не обходилось у нас без
несправедливостей. В порту к штурману жена приходила, так он ее вывез в Англию
в ящике для постельного белья. То, что они в Англии остались — это уже печаль
англичан, с нашими ребятами везде хлопот не оберешься, а на судне — еще три
штурмана, не потонут чай, а в резерве — так просто толпа штурманов ногами
сучит, в Англию хочет; но вот за что закрыли визу, влепили строгачей и
применили прочие репрессии к капитану и первому помощнику? Ну, первому — за
дело, его затем на судне и держат, чтобы советский строй во всем превосходил
все остальные, но как прикажете капитану штурмана воспитывать? Спать с ним в
портах вместо жены? Нет, капитана жалко…
К счастью, все это в прошлом… Сейчас иначе.
Просто стало все. Билет в Америку? ради Бога — свободно. Зарплату за десять лет
скопи — и за въездной визой. Кто ее тебе даст, кому ты там нужен? а-а, сколько
лет тебе большевики это твердили: никому ты там не нужен, — теперь убедился?
Скучно, господа… Вот когда один зимой в метель дунул в Швецию через залив на
«Жигулях», по льду, со свистом — и домчался, опять же догонять не на чем его
было — о: это была — романтика; приключение, порыв.
Но — бывали истории совсем иные, даже —
обратные: непредвиденные случались истории; непредсказуемые!..
2. Жертва грибного спорта
Воскресным летом на ленинградском заводе «Серп
и молот» устроили день здоровья. Затоварились водкой, оделись в спортивные
костюмы и поехали в собственном автобусе по грибы. На Карельском перешейке
знатные грибы растут. Опять же, в соленом и маринованном виде под водочку летят
необыкновенно. Свежий воздух, хвойный лес, домашняя закуска — что еще человеку
для здоровья надо? Прикатили, выпили, душа песен запросила.
Пьют себе и поют. Поют — и пьют. И закусывают.
Напелись. Стали грибы собирать. Грибной,
кстати, год выдался. Птички чирикают, озера блестят; собирают грибы. Собрали.
Сели обедать, костерок разложили: выпили. Допили. И усталые, но довольные,
полезли в автобус.
В автобусе спорторг сделал перекличку. И показалось,
что выезжало их на одного больше. Пересчитали два раза — не хватает. Пьяных по
головам перечли — все равно не хватает. По списку пальцем проверили: инженера
Маркычева не хватает!
Разозлились: ехать пора, носит его нелегкая!
Погудели. Подождали. Покричали. Нет инженера Маркычева.
Ну, вывалились из автобуса, заулюлюкали
разбойничьими голосами, зааукали по лесу, засадили матюгами: нет Маркычева.
Спорторг, ответственный за мероприятие, волнуется, прыгает: ищи его, товарищи!
лес, как-никак…
До сумерек бродили и гукали, кайф весь без
толку повыветривали: нет Маркычева. Заблудился, что ли. И черт с ним! не
ночевать же здесь! скотина, весь коллектив взгоношил, а сам уж, наверно, на
попутной свалил домой. Поехали и мы!
Из дому ночью спорторг позвонил Маркычеву —
нет: нету.
Назавтра приходят все на работу — нет инженера
Маркычева.
Вот неприятность какая. Нехорошо… Заблудился
человек. Бросили пропавшего товарища.
Ну, спорторг отправился в профком и
докладывает: так и так… один заблудился, все решили, что он до станции дошел и
электричкой домой вернулся, или на попутной, до ночи ждали… Сколько выпили,
спорторга спрашивают. Да немного, никаких неприличностей не было. Верно,
говорят, шофер тоже говорил, что на этот раз никто автобус не обрыгал.
Еще день-другой: не объявляется Маркычев.
Заявили официально в милицию: заблудился наш товарищ, в таком-то месте и в
такое-то время, одет в синий спортивный костюм и коричневые кеды, лет —
тридцать семь, рост средний, волосы каштановые, просим вернуть к жизни и
коллективу: ГАИ, морг, железнодорожная охрана, травматология. Нет Маркычева,
как корова языком слизнула!
Объявление в розыск, фотография на плакате,
щиты в вестибюлях и на вокзалах; переходит коллега Маркычев в пятое измерение,
в некую абстрактную субстанцию…
Ну, тем временем спорторга переизбрали, лишили
премии, вместо путевки на сентябрь в Евпаторию дали выговор с занесением в
комсомольскую карточку; профоргу выговор; парторгу тоже выговор; как же мы
потеряли человека, товарищи. По утрам обсуждали: как? нету? сколько времени
можно блуждать в карельских лесах, не сибирская тайга все-таки, не знаете вы
карельских болот, там армии пропадали, не то что инженер; нет, должен в конце
концов выйти к жилью, кому это он что должен? ага! городской интеллигент, ножку
подвихнул, на грибах-ягодах недолго походишь, причем заблудившийся кругами
ходит… поганку съест — и хватит мучаться… А у всех дела, дети, очереди,
болезни, денег нет: говорили, что он, конечно, найдется, а про себя думали,
что, конечно, с концами; своих забот хватает…
Бухгалтерия — с проблемой: когда найдется —
платить ему как? отпуск за свой счет? вынужденный прогул? или больничный
оформлять? Прогул — так долой тринадцатую зарплату и очередь на квартиру.
Администрация: а сколько вообще ждать, чтоб на его место нового брать? А как
его увольнять, по какой статье?
И за всеми текучими и неотложными живыми
делами окончательно отплыл в туман инженер Маркычев, перестал даже и
вспоминаться как живой человек, а превратился в некую условную
человеко-единицу, которую надо грамотно списать, умудрившись соблюсти и учесть
все сложные требования трудового законодательства и гражданского кодекса, что
не так просто в наших условиях; ох, не просто!.. Зараза был этот Маркычев, не
фиг бродить одному где не надо; расхлебывайся теперь за него… скотина!
И даже стало ясно представляться, будто сами
его хоронили.
