А Хачатуряна сопровождают по мраморной аллее в
замок. На крыльце ему отвешивает поклон уже просто какой-то церемониймейстер
королевского двора, и Хачатурян начинает сомневаться: правильно ли он одет,
может быть, уместнее было бы явиться в смокинге… но его же об этом не
предупреждали, да и время дневное, встреча неофициальная… да он и сам, в конце
концов, великий человек! чего там…
Церемониймейстер приглашает его в роскошный
приемный зал — белая лепка, наборный паркет и зеркала, — предлагает садиться и
вещает по-испански, что монсеньор Дали сейчас выйдет вот из этой двери. В этот
самый миг старинные часы на стене бьют два удара, церемониймейстер кланяется и
исчезает, закрыв за собой двери.
И Хачатурян остается в зале один.
Он сидит на каком-то роскошном златотканом
диване, не иначе из гарнитуров Луи XV, перед ним мозаичный столик, и на этом
столике изящно расположены армянские коньяки, испанские вина, фрукты и сигары.
А в другом углу зала большая золотая клетка, и там ходит и распускает радужный
хвост павлин.
Проходит минута, и другая. Зная, что
пунктуальность в Испании не принята ни на каком уровне, Хачатурян оживленно
осматривается по сторонам, приглаживает волосы и поправляет галстук. Очевидно,
жена Дали Гала тоже будет, раз не требуется переводчик. Он заготавливает
вступительные фразы и оттачивает тонкие комплименты.
В десять минут третьего он полагает, что, в
общем, с секунды на секунду Дали уже зайдет, и прислушивается к шагам.
В четверть третьего садится поудобнее и
выбирает сигару из ящичка. Выпускает дым и закидывает ногу на ногу.
В двадцать минут третьего он начинает слегка
раздражаться — какого лешего, в самом деле… сам же назначил на два часа! —
наливает себе рюмку коньяка и выпивает.
В половине третьего он наливает еще рюмку
коньяка и запивает ее бокалом вина. Щиплет виноград!..
Налицо все-таки нарушение этикета. Хамство-с!
Что он, мальчик? Он встает, расстегивает пиджак, растягивает узел галстука,
сует руки в карманы, и начинает расхаживать по залу. С павлином
переглядывается. Дурная птица орет, как ишак!
А часы исправно отзванивают четверти, и в три
четверти третьего Хачатуряну эта встреча окончательно перестает нравиться. Он
трогает ручку двери, из которой должен выйти Дали — может, церемониймейстер
залы перепутал? — но дверь заперта. И Хачатурян решает: ждет до трех — и уходит
к черту. Что ж это за безобразие… это уже унижение!
Ровно в три он нервно плюет на сигарный
окурок, хлопает на посошок рюмочку «Ахтамара» и твердо ступает к двери.
Но оказывается, что эта дверь, в которую он
входил, тоже не хочет открываться. Хачатурян удивляется, крутит ручку, пожимает
плечами. Он пробует по очереди все двери в этом дворцовом покое — и все они
заперты!
Он в растерянности и злобе дергает, толкает, —
закрыли! Тогда он для улучшения умственной деятельности осаживает еще коньячку,
ругается вслух, плюет павлину на хвост, сдирает галстук и запихивает в карман…
Он ищет звонок или телефон — позвонить
камердинеру или кому там. Никаких признаков сигнализации.
Может, с Дали что-нибудь случилось? Может, он
не прилетел? Но ведь — пригласили, уверили… Сумасшествие!
А жрать уже, между прочим, охота! Он человек
утробистый, эти удовольствия насчет пожрать любит, а время обеденное: причем он
специально заранее не ел, чтоб оставить место для обеда с Дали — по всему
обед-то должен быть, нет?
Присаживается обратно к столику, выбирает
грушу поспелее, апельсином закапывает рубашку, налегает на коньяк и звереет —
настраивается на агрессивный лад!
И в половине четвертого начинает ощущать
некоторую потребность. Вино, понимаете, коньяк, фрукты… В туалет надобно выйти
Араму Ильичу. А двери заперты!!!
Никакие этикеты и правила хорошего тона уже
неуместны, он стучит во все двери, сначала застенчиво, а дальше — просто
грохочет ногами: никакого ответа. Тогда пытается отворить окна — или покричать,
или уж… того… Но стрельчатые замковые окна имеют сплошные рамы, и никак не
открываются.
Хачатурян начинает бегать на своих коротких
ножках по залу и материться с возрастающим напором. И к четырем часам всякое
терпение его иссякает, и он решает для себя — вот ровно в четыре, а там будь
что будет! да провались они все!
А на подиуме меж окон стоит какая-то
коллекционная ваза, мавританская древность. Красивой формы и изрядной, однако,
емкости. И эта ваза все более завладевает его мыслями.
И в четыре он, мелко подпрыгивая и отдуваясь,
с мстительным облегчением писает в эту вазу и думает, что жизнь не так уж
плоха: замок, вино, павлин… и высота у вазы удобная.
А часы бьют четыре раза, и с последним ударом
врубается из скрытых динамиков с оглушительным звоном «Танец с саблями»! Дверь
с громом распахивается — и влетает верхом на швабре совершенно голый Дали, маша
над головой саблей!
Он гарцует голый на швабре через весь зал,
маша своей саблей, к противоположным дверям — они впускают его, и
захлопываются!..
И музыка обрывается.
Входит церемониймейстер и объявляет, что
аудиенция дана.
И приглашает к выходу.
Остолбеневший Хачатурян судорожно приводит
себя в порядок, справляясь с забрызганными брюками. На крыльце ему почтительно
вручают роскошный, голландской печати, с золотым обрезом, альбом Дали с
трогательной надписью хозяина в память об этой незабываемой встрече.
Сажают в автомобиль и доставляют в отель.
По дороге Хачатурян пришел в себя и хотел
выкинуть к черту этот поганый альбом, но подумал и не стал выкидывать.
А там его ждут и наперебой расспрашивают, как
прошла встреча двух гигантов. И он им что-то такое плетет о разговорах про
искусство, стараясь быть немногословным и не завраться.
В тот же день полное изложение события
появляется в вечерних газетах, причем Дали в простительных тонах отзывается об
обыкновении гостя из дикой России использовать в качестве ночных горшков
коллекционные вазы стоимостью в сто тысяч долларов и возрастом в шестьсот лет.
Так или иначе, но больше Хачатурян в Испанию
не ездил.
Легенда о соцреалисте
Советский писатель — это, я вам доложу,
продукт особенный. Если специалист подобен флюсу, то специалиста столь
характерного, как именно советский писатель, трудно даже уподобить какой-либо
цензурной части тела.
