В большой комнате, под ярко горевшей висячей лампой с розовым абажуром и шарами, за устеленным чистою скатертью столом, на котором стояли самовар, блюдо с пирожками и вазочки с вареньем, сидели моя дочь, дочь Якова Паклина Анфиса, а кроме того Владимир Ильич Ульянов собственной персоной. Домна хлопотала у печи, а честная компания была увлечена оживленной беседою.
– … Это еще хорошо, что камни в человека или в дом не попали, – говорил Владимир. – Если бы в человека – убили бы наповал. А если бы в дом – развалили бы до основания да еще подожгли бы, они ведь необыкновенно горячие! И громадные – я слышал, до двадцати пудов!
– Ну уж, до двадцати, – усомнилась Анфиса. – Это что, как мельничный жернов, что ли?
– Даже больше, только формы другой, а правильнее сказать – вообще без формы, и к тому же они разваливаются на куски еще в воздухе. Я точно знаю, что Кротов этих кусков больше девяти пудов собрал.
Я понял, что молодежь обсуждает падение метеоритов – тех, что грянули оземь в самом конце августа прошлого года. Дело было в Пермской губернии, близ Оханска, от нас далековато будет, верст пятьсот, но уж больно крупные были эти метеориты, действительно как мельничные жернова, и небесные явления были грозные – пушечные удары и огненные шары с искрами, которые множество людей видело, и падали камни по берегам нашей матушки-Камы. Осенью о них много писали, тем более что собирал метеоритные куски известный человек – Павел Михайлович Кротов из Казанского университета, он же и привез камни в Казань, о чем докладывал на Обществе естествоиспытателей. А я, как человек любознательный, о том читал в газетах и размышлял над природою небесных явлений. Разговоры про метеориты до сих пор не умолкают, вот и наша молодежь вспомнила о тех летних событиях зимним вечером.
Задумавшись на пороге горницы, я не сразу обратил внимание, что за столом воцарилась полная тишина. Ах, ну да, хотя я еще ни слова не произнес, но фигура моя не могла остаться незамеченной, при том что лампа бросала свет на стол, а углы комнаты и дверной проем, где я стоял, оставались в тени. Вот о такой тишине как раз и говорят: слышно, как муха пролетает. Время было зимнее, не для мух, но казалось мне, будто в застывшем воздухе что-то тоненько то ли жужжит, то ли позванивает.
– Здравствуйте, Николай Афанасьевич! – Ульянов если и смутился, то никак этого смущения не выказал, а напротив, словно бы обрадовался моему появлению. – Вы извините, но я решил – негоже вас всякий раз после долгого пути еще и в усадьбу гонять. Вот – пришел, чтобы дождаться вас здесь, а Елена Николаевна любезно пригласила меня к чаю. О новых стихах Фета мы уже поговорили, теперь вот небесные камни взялись обсуждать… – При этих словах Владимир подошел ко мне, протянув руку для приветствия.
Разумеется, я принял объяснение, хоть и не был уверен в его искренности. Однако ведь и в неискренности упрекнуть молодого Ульянова мне было не с чего. Словом, неловкий момент прошел. Я улыбнулся и объявил:
– Ну, чай так чай. От печенья и варенья да хорошей беседы никогда не откажусь. Вот только переоденусь с дороги.
Когда я снова вышел к столу, разговор шел уже не о небесных камнях. Лена и Анфиса вполне оправились от смущения, вызванного моим появлением, и теперь взахлеб рассказывали гостю страшные истории не о ком-нибудь, а о том самом медведе-призраке. Владимир слушал с интересом, хотя по лицу его то и дело проскальзывала скептическая улыбка, которую он, впрочем, старался прятать от девушек. Но после одной совсем уж страшной сказки, в которой призрак к тому же и говорил человеческим голосом, студент не выдержал и весело рассмеялся. Я последовал его примеру.
– Удивительная штука! – сказал Владимир, отсмеявшись. – Вы, Анфиса Яковлевна, и Елена Николаевна тоже, сами нисколько не верите во все эти басни. А рассказываете так, что любого убедите. Только вот скажите, Анфиса Яковлевна, что же этот черт – исключительно зимой объявляется? Или и летом на людей нападает?
Девушки переглянулись.
– Зимой только, – неуверенно ответила Анфиса.
Аленушка возразила:
– Нет, и летом тоже. Но обязательно по ночам. Днем его никто не видел. Только ночью и в сумерки.
Владимир покачал головой.
– Да, – сказал он. – Странное дело. Почему же эти чудовища встречаются единственно таким людям, которые в них и без того верят? Вот мне ни разу не довелось увидеть эдакого черта! Каждый год приезжаем в Кокушкино, а с призраком ни разу не столкнулся! Ни в лесу, ни на тракте. Даже обидно!
– Ну так ведь он только два года назад и объявился, – сказала Лена. – Допрежь его не было.
– Сказки они сказки, – вступил я в разговор, – а только встречается чудище иной раз и тем, кто в него уж нисколько не верит. Не знаю, как насчет черта, но шатуна этого мы нынче повстречали – не приведи Господь! Спасибо Петру Николаевичу, спутнику моему, уж до чего хладнокровный человек и решительный! – И я поведал молодым людям о недавней встрече с лесным хозяином.
Они охали, ахали, требовали подробностей. Удовлетворив их любопытство и выслушав дружное негодование против трусости кучера, я сосредоточил свое дальнейшее внимание на накрытом столе, предоставив молодежи самостоятельно спорить о природе деревенских суеверий.
Вид пирожков на столе производил поистине магнетическое действие. Надо сказать, что Домна – необыкновенная мастерица делать пирожки. По постным дням она печет их с морковью, кашей, горохом, грибами и луком, луком и яйцами, вареной рыбой, по скоромным – с творогом, печенкой, свежиной и ветчиной, куриными потрохами и дичинным фаршем и Бог еще знает с чем. Сегодня день был постный и пирожки соответственные. Ну как тут миновать такое угощение, даже если помнить, что обильный обед в самосыровском трактире был не так уж и давно?! Словом, я более ничего не стал говорить и приступил к ужину.
Я выпил чаю, съел едва ли не пяток вкуснейших румяных пирожков с рыбой, а потом столько же с грибами и лишь после этого пригласил нашего студента к себе в комнату. Зажег лампу. Мы уселись. Владимир выслушал меня серьезно, лишь изредка задавая уточняющие и очень дельные вопросы.
– Странно, – сказал он. – Очень странно. Значит, Луиза Вайсциммер приехала в Казань по приглашению покойного графа двадцать восьмого октября. Погостила у него два дня, а затем выехала в Починок. Стало быть, в Починке она была первого ноября. Второго ноября, по словам господина Феофанова, она перебралась в Бутырки. Здесь она тоже пробыла два дня. Следственно, уже четвертого ноября фройляйн Луиза оставила Бутырки и должна была появиться в Казани не позднее следующего дня, то есть, пятого ноября. Между тем, она там не появилась. Не так ли?
– Верно, – ответил я. – Там она более не появилась. Можно сказать, она вообще нигде более не появилась.
Владимир прошелся по комнате.
– Вот я и говорю – странно. – Он остановился у книжного шкафа. – Выходит, между днем, когда она уехала из Бутырок, предположительно в Казань, и днем ее гибели, а это примерно двадцать второе или двадцать третье ноября, она более нигде не обнаружилась…
