– К чему ты клонишь?
– Вы пили, не правда ли? Может, не стоит появляться там… в таком виде, сэр?
Возможно, ты прав… Пэдди. – Ребус покачал головой и шагнул к двери.
– Ты помнишь, о чем спрашивал меня в прошлый раз? – Ребус взял у Костелло чашку черного кофе, потом достал из упаковки две таблетки парацетамола и отправил в рот, запив двумя глотками крепкого, горячего напитка. Было уже за полночь, но Костелло еще не ложился. Черная майка, черные джинсы, босые ноги. Судя по всему, он успел сгонять в какую-то лавочку: на полу валялся пластиковый пакет, рядом стояла бутылка виски «Белл». Маленькая бутылка. Она была только почата. А парень-то, видать, непьющий, подумал Ребус. Только непьющий мог таким образом снимать стресс – глотнуть немного спиртного, за которым еще предварительно пришлось сбегать. Причем он не стал тратиться на большую бутылку, зная, что пары стаканов ему за глаза хватит.
Гостиная была очень маленькая. В квартиру Ребус поднялся по винтовой лестнице со стершимися каменными ступенями. Крохотные окошки. Дом строился в те далекие времена, когда отопление считалось роскошью. Меньше окна – меньше холода.
От кухни гостиную отделяли только ступенька и некое подобие перегородки. Широкий дверной проем был пустым. Вдоль кухонной стены висели на крюках разнокалиберные сковороды и кастрюли – Костелло явно любил готовить. Гостиная была завалена книгами и компакт-дисками; последним Ребус уделил особое внимание. Джон Мартин, Ник Дрейк, Джони Митчелл… Спокойная, но рассудочная музыка. Книги, судя по названиям, имели непосредственное отношение к курсу английской литературы, которую Костелло изучал в университете.
Дэвид Костелло сидел на сложенном в виде кресла футоновом матрасе; Ребус выбрал один из двух деревянных стульев с высокой спинкой. Стулья были похожи на те, что он видел на Козвейсайд: там такие стулья выставляли перед лавчонками, гордо именовавшими себя «антикварными», но торговавшими школьными партами эпохи шестидесятых и зелеными картотечными шкафами, задешево купленными на распродаже старой офисной мебели.
Костелло нервно провел рукой по волосам, но ничего не сказал.
– Ты спросил, не думаю ли я, что это сделал ты, – ответил Ребус на собственный вопрос.
– Сделал – что?
– Убил Филиппу Бальфур. «Вы думаете, что я ее убил?» – вот как ты сказал.
Костелло кивнул.
– Это ведь само собой напрашивалось, правда?…
Особенно после того, как я признался, что мы поссорились. Вот я и подумал, что меня могли заподозрить…
– Вынужден тебя огорчить, Дэвид, – тебя не просто заподозрили. На данный момент ты единственный подозреваемый.
– Вы действительно думаете, что с Флип что-то случилось?
– А тебе как кажется?
Несколько секунд они сидели молча, потом Костелло неожиданно спросил:
– Что вы, собственно, здесь делаете?
– Как я уже говорил, я зашел к тебе по пути домой. Тебе нравится Старый город?
– Да.
– Но он совсем не похож на Нью-Таун. Ты никогда не думал о том, чтобы переехать поближе к Флип?
– На что вы намекаете?
Ребус пожал плечами.
– Ни на что. Просто любопытно, как это вас характеризует. Раз вам нравятся разные части города, значит, вы разные люди…
Костелло сухо рассмеялся.
– Вы, шотландцы, любите все схематизировать.
– Как это?
– Ну, Старый город против Нью-Тауна, католики против протестантов, западное побережье против восточного… Действительность может быть несколько сложнее.
– Я имел в виду, что противоположности притягиваются, Дэвид.
Последовала еще одна продолжительная пауза, во время которой Ребус внимательно разглядывал комнату.
– Они все у тебя перевернули?
– Кто?
– Эксперты. Те, кто проводил обыск.
– Могло быть и хуже.
Ребус отпил еще кофе и немного подержал во рту, делая вид, будто наслаждается вкусом.
– Впрочем, ты бы не стал прятать тело здесь, не так ли? Подобные глупости совершают только извращенцы.
Костелло удивленно вскинул на Ребуса глаза.
– Извини, я… все это чисто теоретически, я не хочу сказать ничего такого. Впрочем, эксперты-криминалисты не ищут трупы. Они имеют дело с такими вещами, каких ни ты, ни я даже не заметим. Капелька крови, ниточка, волосок… – Ребус задумчиво качнул головой. – Судьи обожают подобного рода улики. Обычная полицейская работа, какой она была раньше, больше никому не нужна. – Он отставил в сторону чашку из блестящего черного фарфора и достал пачку сигарет. – Ты не против?…
Казалось, Костелло слегка заколебался.
– Нет, конечно нет… Пожалуй, я тоже покурю, если угостите…
– Пожалуйста. – Ребус достал сигарету, прикурил, а пачку и зажигалку бросил Костелло. – Можешь забить косяк, – добавил он. – Если, конечно, ты этим увлекаешься…
– Не увлекаюсь.
– Должно быть, студенты нынче стали другими.
Костелло затянулся и выдохнул дым, разглядывая сигарету с некоторым удивлением, словно это было нечто чужеродное.
– Должно быть, – согласился он.
Ребус сдержанно улыбнулся. Двое взрослых мужчин курят и беседуют на серьезные темы. Малыши давно лежат в кроватках, и все такое… Внешний мир спит, никто не подслушивает – наступает время откровенного разговора.
Поднявшись, он подошел к книжным полкам.
– Как ты познакомился с Флип? – спросил он и, взяв с полки первую попавшуюся книгу, принялся рассеянно перелистывать.
– Мы встретились на одной вечеринке и сразу законтачили. На следующий день, после завтрака, мы поехали гулять на Уорристонское кладбище. Именно тогда я впервые почувствовал, что люблю ее… То есть я понял, что все серьезнее, чем просто трахнулись-разбежались…
– Ты интересуешься кино? – Ребус заметил, что одна полка полностью заставлена книгами о кинематографе.
Костелло посмотрел в его сторону.
– Мне хотелось бы когда-нибудь написать сценарий.
– Здорово. – Ребус взял другую книгу. Это оказалась подборка стихотворений об Альфреде Хичкоке.
– Значит, ты не пошел к своим в гостиницу? – спросил он после небольшой паузы.
– Нет.
– Но ты с ними виделся?
– Виделся. – Костелло затянулся так глубоко, словно дышал не дымом, а чистейшим горным воздухом. Только сейчас он заметил, что ему некуда стряхнуть пепел, и огляделся по сторонам. На глаза ему попалась пара подсвечников; один он взял себе, второй придвинул Ребусу. Отвернувшись от полок с книгами, Ребус шагнул вперед и задел ногой какой-то валявшийся на полу предмет. Это оказался оловянный солдатик, маленький, не больше дюйма длиной. Ребус поднял игрушку. Мушкет у солдатика был сломан, голова свернута набок. Вряд ли это произошло оттого, что он зацепил игрушку ногой.
