— Смотреть там особо не на что.
Новый блок — оцепление и Ричард Сорли. Репортер вытянул шею, высматривая «рейнджровер», который доехал до места, где можно было развернуться в три приема. Добравшись до полицейской ленты, машина остановилась, Хаммель и Кристи вышли. Хаммель был одет, как всегда, в джинсы и спортивную рубашку с открытым воротом, на шее — золотая цепочка. На Дарриле Кристи были темный костюм, белая рубашка, черный галстук — весь его вид подчеркивал благородную скорбь. Кровь прихлынула к лицу Хаммеля, и он был готов говорить с любым, кто хотел его слушать.
— Кто бы это ни сделал, — вещал он репортерам, — они будут гореть в аду. Верят они в него или нет — именно там они и окажутся. — Он смотрел прямо в объектив камеры. — Я хочу видеть, как они болтаются на виселице…
В этот момент звук выключили, осталась только картинка. Ведущий извинился перед зрителями и начал комментировать слова Хаммеля.
— Мистер Хаммель, — сообщил он, — близкий друг семьи. Посещение места преступления не могло его не расстроить…
Ребус внимательно смотрел на экран. Распалившийся Хаммель был в центре внимания камеры, но за его плечом мелькало бесстрастное лицо Даррила Кристи. Когда кто-то попытался задать ему вопрос, Даррил коротко покачал головой. Хаммель теперь указывал пальцем в камеру, словно преступник находился прямо перед ним.
— Жаль, что я не умею читать по губам, — сказала Кларк.
К Хаммелю лезли все новые микрофоны, но его пыл начал сходить на нет. Когда Даррил Кристи тронул его за руку, Хаммель кивнул, и оба направились к машине. Слово опять предоставили Ричарду Сорли, заговорившему о «необычнейшей тираде, которую мы только что выслушали». «Рейнджровер» просигналил, минуя оцепление и толпу журналистов, немного попетлял, а после вырулил на главную дорогу и резко набрал скорость.
— Мне придется прервать вас, Ричард…
Камера снова показывала двери больницы, откуда появилась Нина Хазлитт. В глазах ее стояли слезы, эмоции переполняли ее. Причина была в том, что ее ДНК пока не понадобилась и с ней обещали связаться позднее.
— Что вы об этом думаете? — спросил репортер с микрофоном.
— Я просто вне себя. Я верила в шотландскую правоохранительную систему, а тут получила настоящую пощечину. И не только я, но и все родственники…
— Что-то мне подсказывает, что скоро ты получишь еще одну эсэмэску, — сказала Кларк Ребусу.
В верхней части экрана появилась маленькая вставка: Демпси и Джеймс Пейдж покидают Эддертон на заднем сиденье большого седана.
— Нам-то что делать? — спросил один полицейский.
— Делай вид, что занят, когда они приедут, — посоветовал кто-то.
Через пять минут телефон Ребуса зазвонил. Это — легка на помине — была Нина Хазлитт. Кларк смотрела на Ребуса, а тот неспешно кивнул и предоставил вызову уйти в голосовую почту. Он выглянул в окно, но Нины нигде не увидел. Еще через пятнадцать минут появились Демпси и Пейдж. Демпси собрала команду и сообщила последние новости. На теле Аннет Маккай был обнаружен лобковый волосок. Сейчас проводится анализ, но волос, похоже, чужой. Образцы ДНК были взяты в семьях Джемаймы Салтон, Эмми Мернс, Зоуи Беддоус и Бриджид Янг.
— Но не Салли Хазлитт? — вмешалась Кларк.
Демпси помотала головой.
— Патологоанатом считает, что ни одно тело не пролежало так долго. Она даже не уверена насчет две тысячи второго года, когда исчезла Бриджид Янг. Если в итоге ДНК не совпадет, придется проверять версию Салли Хазлитт.
Кларк понимающе кивнула, и Демпси продолжила.
Потом Кларк и Ребус разыскали Джеймса Пейджа.
— Мы слегка заскучали, — призналась ему Кларк.
— Работы у вас полно, — отрезал он, не сводя глаз с Джилиан Демпси, чтобы та не ушла без него.
— Небольшой инструктаж не помешает.
Пейдж на мгновение оторвал взгляд от Демпси и свирепо зыркнул на Кларк.
— Хочешь назад в Эдинбург? Сама знаешь, это можно устроить.
— Ведешь себя как групи,
[71]
— парировала она. — Согласен на любое говно, лишь бы ближе к телу.
Она развернулась и вылетела из комнаты. Ребус помедлил, выдерживая взгляд Пейджа.
— Хотите что-то добавить? — спросил тот.
Ребус помотал головой и улыбнулся:
— Просто наслаждаюсь моментом.
Найти Кларк было нетрудно. Она сидела в машине, руки на баранке, глаза устремлены в лобовое стекло. Ребус сел на пассажирское место и закрыл дверь.
— Порядок? — спросил он.
— Полный.
Но голос у нее чуть дрожал.
— Не один же он во всем виноват.
— Да дело во мне, — отозвалась она. — Привыкла быть нужной в Эдинбурге. Дошла до того, поверила, будто я у руля.
— А теперь отставной козы барабанщица?
Ее лицо чуть расслабилось.
— Я в самом деле назвала его групи?
— Не сомневайся.
— Придется извиниться. — Она шумно выдохнула. — Так что будем делать теперь?
— Можем посмотреть на дельфинов.
— Ты хочешь прокатиться?
— Проясняется — вон даже голубой клочок появился. — Ребус кивнул на небо.
— Давай поедем на твоей машине.
Ребус уставился на нее, и она пояснила без слов: оторвала руки от баранки. Они дрожали.
— Это моя машина, — сказал Ребус.
50
Они поехали на мост Кессок, потом свернули направо к Блэк-Айл. Сделали еще один поворот у Фортроуз и вскоре оказались у Чанонри-Пойнт. Перед ними лежал залив Мари-Ферт; по обе стороны однополосной дороги тянулась площадка для игры в гольф — с игроками, несмотря на ветер.
— Играл когда-нибудь в гольф? — спросила Кларк с пассажирского сиденья «сааба».
— Упаси боже.
— Да наверняка пробовал.
— С какой стати? Потому что я шотландец?
[72]
— Спорим, пробовал.
Ребус задумался.
— В детстве, — признал он. — Никак не мог врубиться в тему.
— Мы живем в маленькой несерьезной стране. — Кларк смотрела в окно.
— Не такая она несерьезная.
— Не придирайся. Я просто хотела сказать, что ее бывает трудно понять. Я прожила здесь бо́льшую часть жизни и все равно не понимаю.
