— Смотря какое дело задумали. Люди разных есть наклонностей.
— Дело такое. Хочу я свой месяц пребывания в славном городе Варнавине завершить хорошим налетом. Взять один дом или, может, поместье загородное, самое богатое. И в ту же ночь уйти. Есть тут у вас народ с жирком?
Коммерческий озадаченно молчал. Пять минут назад человек познакомился и уже говорит о таких вещах… Форосков наклонился к нему и сказал:
— Да понимаю я все. На то и месяц беру, чтобы вы меня как следует обшмонали. Сами присмотритесь, людям поручите. Пусть и Щукин ваш мое исподнее проверит. Осторожность штука полезная. И если подходящий я окажусь на итог, то вернемся к третьей просьбе. Лады? Но вы уже сейчас начинайте думать. Я здесь чужой, никого не знаю и готов платить за подсказки. А нет — так попьем водки да разойдемся. Варнавиных в России много.
Коммерческий удовлетворенно кивнул:
— Лады, Петр Зосимович. Не спеша да полегоньку. Пообтеремся друг об дружку да там и решим.
На этих словах кабатчик и «темный человек» расстались. Форосков погулял по городу, осматривая его скудные достопримечательности. Пятница закончилась спокойно.
В субботу утром в комнату постояльца требовательно постучали.
— Входите, Иван Иванович, — гостеприимно распахнул тот дверь, впуская сыскного надзирателя. Тот зыркнул сердитым глазом, прошел на середину комнаты и по-хозяйски сел на стул:
— Вижу, вам наши порядки знакомы?
— Нил Калинович обсказал в двух словах, но без подробностей.
— Подробности у меня. Вид свой предъявите для начала.
Форосков протянул сыщику бессрочный паспорт.
— Так… Личный почетный гражданин города Инсар Пензенской губернии… Видал я малашки
[61]
и получше. Топором, что ли, делали?
Постоялец сел на кровать и смотрел на полицейского спокойно, без тени страха или угодливости.
— Слышь, что говорю, почетный гражданин? Паспорт у тебя липовый!
— Докажите.
— И докажу. Посидишь пока в холодной, до прибытия ответов на мои запросы. Недели две, а то и больше. У нас тут с подозрительными не церемонятся. Ну?
— Дурак ты будешь, Щукин, ежели так сделаешь.
— Что? Ты как, ракло, с представителем власти разговариваешь! Да я тебя! Одевайся — ты арестован.
Форосков и не думал собираться. Он сидел на кровати и откровенно склабился:
— Остынь, представитель власти. Актер из тебя дрянь. Цену хочешь набить? Так и скажи. А ногами на меня и в Москве не топают, не то что в Варнавине. Будешь дурку гонять, я тебя так в дерьме измажу — век не отмоешься.
Иван Иванович посмотрел на смелого постояльца с нарастающим удивлением:
— Ты? Меня? Ты хоть знаешь, кто я здесь?
— Чего не знать-то? Первый мздоимец. Эка невидаль! Такие в каждой дыре имеются. Черт ли писал, что Захар комиссар? И с чего ты, Ваня, взял, что на тебя управы найти нельзя? Тоже выискался незаменимый-неуязвимый… Я вот сейчас кое-что тебе обрисую. Как только ты посадишь меня в эту свою холодную, я тут же сочиню длинную бумагу генерал-прокурору. Про покровительство твое воришканам, про взятки, скупку краденого, превышение власти. И свидетелей укажу. Кузьма Однопалый сейчас в Нижнем парится, скучно ему там. Охотно приедет и подтвердит все мои обвинения. И еще желающие найдутся. У таких, как ты, врагов много… Ась? Неуж не заинтересовал?
— Не-а. Я, щенок, твоей бумажкой в нужном месте подотрусь. Не увидит ее генерал-прокурор. Отдам тебя туда, где козам рога правят. А как ябедщика в камере из петли вынут, так и дело закроют. Удавился человек — значит, грехи за собой чувствовал… Ась?
— Дурак ты, Ванька. Совсем в этой деревне от серьезного дела отбился. По закону первый допрос с меня после ареста должен снять судебный следователь. Ты же только сбоку на стульчике будешь сидеть. А я на том допросе покажу политическое дело. Ну… к примеру, подпольную мастерскую по изготовлению бомб в Костроме. После этих слов меня тут же под усиленным конвоем в эту Кострому и отправят. А там уж я спою соловьем! О том, как вынужден был сам себя оговорить, спасая жизнь после угроз надзирателя Щукина, взяточника и потатчика ворам. Распишу полную картину беззакония в Варнавине! Мало не покажется. И знаешь, никто и не усомнится! Потому у вас тут детей убивают уже не первый год, а вы все никак душегуба этого не поймаете. А и не ловите! Некогда вам службу служить — надо мзду собирать. Вы сейчас все, начиная с исправника и кончая тобой, у губернатора на особом листке выписаны. Только повод дай, и… А тут такое дело! А как обыватели увидят, что тебя за пищик взяли, они такое о тебе порасскажут! Все, что много лет терпели. Бекорюкова лишь в отставку выгонят, а тебе, Ванятка, погонянка
[62]
светит. Ась?
Щукин хмуро смотрел на «почетного гражданина» и соображал. Видно было, что он давно уже не получал такого отпора.
— А если я тебя прямо сейчас шлепну? При попытке бегства.
— И чего получишь? Чем заработать на мне, вляпаешься в историю. Следствие наладят. Да еще — а вдруг не попадешь?
На этих словах Форосков расхохотался и вдруг, одним движением, выхватил и наставил в лоб надзирателю револьвер. Подмигнул развязно и убрал оружие обратно за пояс.
— Твоя беда, Ваня, что ты возомнил себя пупом земли. Это плохо кончается. Скромнее надо быть, скромнее. Пришел, разорался! «Посажу, пристрелю…» Хочешь у меня за просто так сорги
[63]
сорвать? Просто потому, что привычка такая, да, Вань? Шалишь. У Фороскова соргу надо заработать.
— Ладно, заткнись. Чего ты хочешь?
— А тебе разве твой освед Коммерческий не сказал? Пожить тут хочу. С месяц. Тихий городок.
— За такое надо платить.
— Я же не против платить. Когда все честь по чести, и я получаю нужную мне услугу.
— Что за услуга?
— Наводка нужна.
— Дом подломать?
— Лучше поместье за городом, в глухом углу. Возьму куш и сразу уйду. Из дувана выделю пятую часть. Но никаких авансов!
— Пятую часть мало.
— За наводку и за то, что не мешаешь — достаточно. Больше за такое не дают. Сделай что-нибудь сам — получишь больше.
— Ты что, хочешь, чтобы я с тобой на грант
[64]
пошел?
— Эх, сыскной надзиратель… Ты хоть знаешь, что такое грант? Хоть раз сам делал дело? Все что угодно может случиться. Кровь лить — это тебе не пьяных обирать.
Тут в дверь постучали, и просунулась голова хозяина постоялого двора Подшибихина:
