Отключив мобильник, полковник Шамбу уставился на Белова:
– Вы слышали?
– Слышал.
Кривая усмешка Белова давала понять, насколько серьезно он отнесся к разыгранному спектаклю.
– Прошу вас в будущем не выдвигать голословные обвинения против моих людей, – произнес Шамбу.
– Мы поняли, – вставил Петраков.
– Я хочу сделать официальное заявление, – сказал Белов. – В присутствии посла Российской Федерации. – Он вытащил из кармана свой смартфон и демонстративно включил запись. – Только что начальник полиции, полковник Шамбу заверил меня, что его ведомство не имеет ко мне никаких претензий. Это означает, что любая попытка арестовать меня будет незаконной и подобный инцидент подлежит рассмотрению международной комиссией по правам иностранных граждан.
Комиссия была выдумана на ходу, да и вообще все, что говорил Белов, не имело ни юридической силы, ни особого смысла. Но прозвучавшая ахинея произвела на Шамбу должное впечатление. Он сел прямо, напрягся и смотрел на смартфон Белова так, словно видел перед собой мину замедленного действия. Казалось, слышно, как работают его мозги, со скрипом перемалывающие услышанное.
– Итак, – продолжал Белов, – имеются ли у вас ко мне претензии, господин полковник?
Подобно бойкому журналисту, сующему микрофон под нос герою сюжета, Белов вытянул руку с телефоном.
– Нет, – просипел Шамбу и закашлялся.
– Спасибо за внимание, – произнес Белов, и на этом импровизированное интервью закончилось.
– Зачем вы устроили этот цирк? – шипел Петраков, когда они шагали к выходу по коридору полицейского управления. – Шамбу даже не захотел пожать мне руку на прощание.
– Вам же лучше, – ответил Белов. – Не подхватите какую-нибудь чуму или холеру. Я не заметил, чтобы африканцы отличались особой чистоплотностью.
– Мне не до шуток. Только что вы испортили мои отношения с одним из самых влиятельных людей города.
Выйдя на солнечный свет, Петраков зажмурился и скривился, как будто собирался расплакаться.
– Только что, – возразил Белов, – я обезопасил себя, насколько это возможно. Теперь мне не станут подбрасывать наркотики или сажать в кутузку под вымышленным предлогом.
– Да кому это надо?!
– Тем, кто пытался убить меня два раза, – ответил Белов, развернув Петракова лицом к себе. – Тем, кто прячет братьев Беридзе. Тем, кто пляшет под дудку генерала Тананзе. – Отпустив посла и зашагав дальше, он пробормотал: – Хотел бы я знать, как они на меня вышли.
– Утечки информации неизбежны в нашей профессии.
Петраков развел руками. Белов этого не заметил. Он сосредоточенно думал, уставившись себе под ноги.
* * *
Дада не объявилась. Американец на звонки не отвечал.
Когда Белов уж решил, что день пошел насмарку и не остается ничего другого, как поужинать и завалиться спать, пришло сообщение от Келли. Он предложил встретиться возле парка Сентенари близ Джинджа-роуд. Времени оставалось много, так что Белов не поленился порыскать в Интернете, выясняя, чем знаменит этот парк, расположенный рядом с центром столицы.
Оказалось, что еще года три назад там промышляли все воры, грабители и насильники города. Когда власти распорядились закрывать парк на ночь, дерзкие преступления стали совершаться прямо среди бела дня. Тем не менее желающих побродить по опасным аллеям было немало, поскольку там всегда можно было снять проститутку или приобрести наркотики. Полицейские рейды успеха не приносили. В районе парка работала система оповещения. Заметив подготовку к облаве, местные гавроши поднимали тревогу, и вся преступная братия успевала скрыться в специально вырытых землянках или на островках посреди заболоченных низин. Одним словом, Сентенари-парк не фигурировал в туристических проспектах, а представлял собой громадный гадючник в прямом и переносном смысле этого слова.
Все изменилось, когда за дело взялась строительная компания, получившая в аренду неблагополучные территории. На месте замусоренных зарослей были разбиты газоны, клумбы и живописные лужайки. Выросли, как грибы, кафе, бары, рестораны. Помимо пешеходных дорожек протянулись автомобильные дороги.
Все это великолепие расписывалось столь красочно, что Белов усомнился в правдивости информации. И оказался прав.
Он не увидел беззаботных туристов, спешащих в парк. Подходы к нему были плохо освещены и малолюдны. Персонажи, попадавшиеся на глаза, не внушали доверия, а фонари среди деревьев горели не столь ярко, чтобы под ними могли чувствовать себя спокойно белые женщины и обладатели пухлых бумажников.
Как и было условлено, Белов остановил «Субару» на автостоянке и вышел на большую лужайку, обсаженную стрижеными кустами. Айк Келли уже поджидал его, поблескивая очками, отражавшими огни отдаленного ресторана, стилизованного под хижину, крытую тростником. Оттуда доносились звуки самого жесткого рэпа, когда-либо слышанного Беловым.
– Любите таинственность? – спросил он американца.
Тот поежился, хотя вечер выдался теплый.
– Лишняя осторожность не помешает, – произнес он.
Белов хотел сказать, что в подобных местах слежку вести куда легче, чем на оживленных улицах, но не стал. Айк Келли и без того выглядел очень нервным. Перегаром от него разило так, что не было слышно запахов зелени и цветов.
– Что говорят ваши друзья в иммиграционной службе? – спросил Белов.
– Братья Берри, Джордж и Джим, действительно получили статус граждан Уганды.
Келли победоносно взглянул на Белова. Тот сохранял полную бесстрастность.
– Пока что я не услышал от вас ничего нового, – произнес он сухо.
– Это не все, – выпалил американец.
– Надеюсь. То, что вы мне сообщили, не стоит и одного доллара.
– Мой источник…
Тут Келли принялся озираться по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости. Белову его поведение показалось чересчур театральным. «Набивает себе цену», – решил он и нетерпеливо спросил:
– Что ваш источник?
– Он берется выяснить, когда и в какую страну намереваются вылететь братья.
– Они намереваются вылететь?
– Да, – подтвердил американец. – Уже отправлен запрос в другую страну. Угандийские паспорта будут заменены там другими. Еще пара подобных трюков, и следы Берри окончательно затеряются.
Белов понимал, что так оно и есть. Понимал он также, что Айк Келли вполне может блефовать.
– Информация, конечно, стоит денег? – спросил он.
– Конечно, – кивнул американец и снова завертелся по сторонам. – Три тысячи мне и столько же человеку из иммиграционной службы. Это будет справедливо.
– По две тысячи будет еще справедливей, вам не кажется?
