Помощники предлагали Василию поступить в этой ситуации предельно жестко: реквизировать у киношников кассеты с отснятой пленкой, запихнуть всю журналистскую братию в специальный самолет и выдворить из страны.
Но Василий предпочел просто сбежать от проблем. Чтобы не встречаться с поджидающими его журналистами, он выпрыгнул через окно первого этажа с противоположной стороны штабного здания. Вскоре Нефедов проводил глазами спешно взлетевший личный самолет командующего….
Уставшие ждать главную «звезду» журналюги атаковали вопросами любого, кто выходил из здания.
— Вы не знаете, когда генерал-лейтенант намерен устроить пресс-конференцию? Как фамилия летчика, который разбомбил резиденцию Амир Шаха? Правда ли, что успешный налет совершил не реактивный самолет?
Борису очень хотелось откровенно заявить на весь мир, что его бывший шеф — редкая скотина, который легко предает тех, кто, рискуя жизнью, пытается решить его проблемы. Но Борис промолчал.
* * *
Местные ребята-летчики собрали «Анархисту» деньги на билет обратно в Москву. Через несколько дней после своего возвращения отставник в последний раз, как он думал, посетил место своей бывшей службы, чтобы сдать дела и получить последнюю заработную плату. Правда, Нефедов был готов к тому, что его вообще, как персону нон грата, не пустят в здание. Но начальник охраны в фойе Штаба ВВС МВО, взяв в руки просроченное удостоверение посетителя, тут же вернул его Борису и даже козырнул:
— Товарищ подполковник, вас просили сразу зайти к генерал-майору Бабаевскому.
Это был один из заместителей командующего. Направляясь в указанный ему кабинет, Нефедов готовился к любой пакости. Но заместитель командующего встретил Нефедова с радушным благодушием:
— А-а! Вот он — наш борец за свободу восточных женщин! Заходи, заходи, «разрушитель гаремов». Только что о тебе с шефом говорили. Сам он тебя сейчас принять не может, занят. Но велел передать, что раз так все благополучно обернулось, то можешь отправляться выписывать себе командировочное предписание. Шеф дает тебе и твоим парням в Корее еще неделю сроку на завершение операции.
Борис недоуменно глядел на посмеивающегося румяного толстяка в мундире цвета морской волны, пытаясь понять, где в его словах заканчивается шутка, а где начинается быль. С какой это стати Василий вдруг так круто переменился к нему: то стреляться советовал, а теперь чуть ли не шубой с царского плеча жалует. Своим настороженным видом Нефедов очень забавлял скучавшего в ожидании обеда высокопоставленного военного чиновника. Расстегнув жесткий воротничок форменной тужурки и дав волю своему второму подбородку, генерал велел адъютанту накрыть столик в гостевой комнатке. За рюмкой коньяка хозяин кабинета поведал Борису вновь всплывшие подробности совершенной им «Атаки века». И снова нельзя было понять, что в данном повествовании реальный факт, а что часть уже гуляющей по местным коридорам байки про очередной подвиг советского военно-воздушного Геракла.
Из рассказа генерал-майора следовало, что после того, как одна из сброшенных с «Москито» бомб проломила стену гарема в крепости афганского удельного князька и зашибла сторожа-евнуха, многие его жены и наложницы разбежались. Лишившись главной услады, расстроенный наместник провинции через своего шаха запросил у русских мира, обещая им сдать главаря бандитов и его людей.
Видимо, чрезвычайно успешный рейд одиночного бомбардировщика наглядно продемонстрировал вождю пуштунов уязвимость его родового селения перед воздушной атакой, и он решил, что ему выгоднее сдать гостя, чем сориться с соседом, показавшим свою силу…
За эту операцию шесть командиров экипажей стратегической авиации и четверо летчиков Ил-28 были награждены орденами Боевого Красного Знамени. Борис же получил гораздо более важную награду — семь дней отсрочки, которые давали ему время на то, чтобы все-таки загнать на наш прифронтовой аэродром вражеский «Сейбр» и выручить многих своих сослуживцев по штрафной эскадрилье из беды.
Но перед вылетом в Корею Нефедову пришлось еще на несколько дней задержаться в Москве. Подошел черед проходить очередную врачебно-летную экспертную комиссию (ВЛЭК). Без заключения врачей ему бы просто не подписали командировочное предписание. А просить о вмешательстве лично командующего Борис не хотел. Этот человек становился ему все более неприятен.
* * *
Раздевшись до трусов, Нефедов обходил одного врача-специалиста за другим. Ему стучали молоточком по коленям, крутили на специальном стуле, проверяя устойчивость вестибулярного аппарата, снимали сердечную кардиограмму.
В завершение подробного обследования мужчина, чье покрытое многочисленными шрамами и следами от ожогов тело лучше бумажного личного дела свидетельствовало о его славной боевой биографии, оказался в просторном, полным солнца помещении, перед длинным столом, за которым восседала почтенная комиссия светил авиационной медицины.
— Что ж, батенька мой, летать вы пока можете, — объявил ему общий вердикт благообразный седой старичок с бородкой клинышком и в медицинской шапочке, — но ограниченно и без больших перегрузок. Мы будем рекомендовать командованию перевести вас из истребительной авиации в военно-транспортную.
— В вашем возрасте уже пора перестать носиться наравне с двадцатилетними мальчишками, — ласково грудным благородным голосом принялась уговаривать подавленно молчащего ветерана миловидная женщина-профессор. — Реактивные самолеты с их скоростями и чудовищными перегрузками — удел молодых. Пора и честь знать, вы и так уже столько сделали для Родины, что хватит на целый авиаполк.
Борис готов был сквозь землю провалиться со стыда. Ему было всего 37, для нормального мужчины — время расцвета. А тут тебе фактически дают понять, что твое место на парковой скамейке среди режущихся в домино пенсионеров.
— Ваш организм находится в таком измочаленном состоянии, — сочувственно глядя на Бориса, пояснил третий врач, — будто вы участвовали в каком-то варварском эксперименте на выявление границы человеческих возможностей. Правда, пока вы еще здоровы, но если и дальше будете прожигать свою жизнь с обоих концов, то, боюсь, вас ненадолго хватит. Вам каждый год необходимо не меньше месяца проходить реабилитацию в санаторно-курортных учреждениях нашей системы…
* * *
В своем почтовом ящике Борис нашел повестку из следственного изолятора Министерства госбезопасности. Это было долгожданное разрешение на свидание с женой. Сразу вспомнился внезапный, совершенно необъяснимый арест Ольги. Ему до сих пор так никто не объяснил, в чем ее обвиняют. Как профессиональный летчик, Нефедов ощущал то, что происходило с самым близким ему человеком, как внезапное затягивание скоростного самолета в гибельное пике, из которого вывести машину практически невозможно. И все-таки он твердо знал, что вытащит Ольгу из застенков. А пока надо воспользоваться неожиданной милостью чекистов и увидеть жену.
Комната свиданий представляла собой огромный зал, разделенный пополам двойными металлическими сетями от пола до потолка. Между решетками оставалось метра три с половиной «нейтральной полосы». По этому проходу постоянно курсировали две надзирательницы. Они бдительно следили, чтобы в разговорах не упоминались запрещенные темы, и были готовы пресечь любую попытку «контрабанды». Впрочем, с трудом верилось в возможность передать что-то с воли через двойной железный занавес — сетка была очень толстая, двухслойная с очень мелкими дырочками.
