– А что мы будем делать с чековой книжкой? – спросил я.
– Пока подождем.
– Чего подождем?
– Ну, я надеюсь, ты в курсе, где находится этот фургон? То есть к какому населенному пункту он относится?
Я отрицательно покачал головой.
– Это город под названием Медоубрук-Гроув. Необыкновенно мерзкий городишко – узкая полоса земли, оттяпанная от территории округа. Он состоит из огромного трейлерного парка и маленькой свинофермы. Парень, которого мы видели возле фургона, – начальник местной полиции, он же и мэр, отъявленный кусок дерьма по имени Джим Доу, и он не слишком жалует копов из округа. Так что я ставлю на то, что он будет тянуть время и настоящую полицию вызовет в лучшем случае утром – иначе ему вообще не удастся сегодня поспать. Так что давай подождем. Через пару часов мы вернемся к фургону, пролезем под желтую оградительную ленту и заберем чековую книжку. – Тут Мелфорд бросил взгляд на мою корзинку. – Можно мне одно колечко?
Уж не знаю, когда в этих местах закрываются бары, но по крайней мере в том заведении, куда мы зашли, даже к четверти третьего тише не стало. Как раз в это время Мелфорд хлопнул меня по плечу и сказал, что нам пора. Я послушно последовал за ним.
Когда мы сели в машину, он поставил другую кассету: мелодия, звенящая и печальная, мне понравилась вопреки моей воле. Быть может, виной тому были четыре бутылки пива.
– Что это?
– «Смитс», – ответил Мелфорд. – Альбом называется «Мясо – убийство».
[29]
Я усмехнулся.
– Что смешного?
– По-моему, это слегка перебор, – ответил я. – То есть хочешь быть вегетарианцем – валяй, дело твое. Но «мясо – убийство» – это чересчур. Мясо – это мясо.
Мелфорд только головой покачал.
– Ну почему? Почему ты не видишь ничего страшного в том, что мы причиняем всевозможные страдания существам, у которых есть чувства, желания, стремления? И мы считаем себя вправе делать это только для того, чтобы получить пищу, без которой легко можем обойтись! Ведь все необходимые питательные вещества можно получить из овощей, фруктов, бобов и орехов. А в нашем обществе господствует подспудное убеждение, будто животные на самом деле не такие уж живые существа, что они – всего лишь сырье для пищевой промышленности и считаться с ними нужно не больше, чем с запчастями для автомобилей. Так что «Смитс» правы, Лемюэл: мясо – убийство.
Должно быть, если бы не пиво, я бы промолчал. Но пиво есть пиво.
– Отлично, предположим, что так. Но знаешь, что еще называется убийством? Погоди-ка секундочку, попытаюсь вспомнить. Ага, как же, убийство… Убийство – это убийство. Да, именно так. Это когда кто-то берет и убивает двух человек, которые живут себе и никого не трогают, врывается к ним в дом и вышибает им мозги. Да, я полагаю, это тоже убийство. У «Смитс» есть альбом на эту тему?
Мелфорд устало покачал головой, как будто перед ним был малый ребенок, который никак не мог понять какую-то простую мысль.
– Я же тебе объяснил: это было не убийство, а казнь. Я их казнил.
– Угу. Только я пока не готов узнать, за что.
– Точно.
– Зато я ем мясо, значит, я нехороший человек.
– Нет, ты ешь мясо, но ты – совершенно нормальный человек. Потому что ничем не ограниченное издевательство и мучительное убийство животных в нашем обществе являются нормой. И нельзя осуждать тебя за то, что ты ешь мясо. По крайней мере, до сегодняшнего дня нельзя было. Но, с другой стороны, если ты прислушаешься к моим словам, если ты хотя бы на секунду задумаешься об этом и снова станешь есть мясо – тогда, пожалуй, да: я скажу, что ты нехороший человек.
– Ты говоришь, издевательство и убийство, – возразил я, – но поверь, они не сажают коров в карцер и не будят их по ночам, всякий раз угрожая, что сейчас поведут их казнить. Животные просто стоят в своих стойлах, мычат, жуют сено, и, когда приходит время, их забивают. Да, живут они меньше, чем могли бы, но, с другой стороны, они ведь могут не бояться ни голода, ни хищников, ни болезней. По-моему, это честная сделка.
– Да уж, звучит очень мило. И добрый фермер навещает их время от времени, чтобы ласково потрепать по заду или, может быть, даже сбацать что-нибудь на банджо, пока скотина жует свою охапку сена. Проснись, дружище, нет больше на свете этой идиллической фермы. И я не уверен, что она вообще когда-либо существовала. Маленькие фермы поглощаются гигантскими корпорациями, и вместо них строятся так называемые фабрики, а ты знаешь, каково там? Огромные темные помещения, в которые запихивают как можно больше животных. Чтобы они могли выжить в этих невероятных условиях, их накачивают наркотиками, а для того чтобы они росли и набирали вес, их пичкают гормонами роста. Только поэтому они становятся крупными и мясистыми, хотя почти ничего не едят. А еще их кормят антибиотиками, и только поэтому они не болеют, несмотря на то, что большую часть жизни лежат буквально штабелями друг на друге. И после этого ты, мой друг, грызешь свой огромный, аппетитный, сочный бифштекс; знаешь, что я тебе скажу? Ты жрешь антибиотики и бычьи гормоны роста, так что подумай сам, во что ты превратишься, если будешь есть много говядины. Если беременная женщина ест говядину, свинину или курятину, как ты думаешь, чем она при этом кормит своего ребенка? Так что все это, во-первых, нечеловечески жестоко, а во-вторых, рано или поздно приведет к биологической катастрофе невероятных масштабов.
– Ну да. Только одного не понимаю: если все мы находимся в такой жуткой опасности, то почему это никого не волнует?
– Вот именно, все мы, – повторил Мелфорд и печально вздохнул. – Вспомни, что я говорил тебе про идеологию. Все убеждены в том, что мясо – это безопасный, хороший и полезный продукт, поэтому и продолжают его есть. «Толпа хочет того, что она получает».
– «Но я не понимаю, чего хотят люди», – ответил я, заканчивая цитату.
Мелфорд удивленно взглянул на меня, и на его лице выразилось некое подобие восхищения.
– Ты слушаешь «Джем»? Молодец, сынок: значит, ты не безнадежен.
Мне хотелось огрызнуться, выпалить ему в ответ, что некоторое совпадение наших музыкальных вкусов вовсе не делает нас друзьями или сообщниками, но в то же время в глубине души одобрение Мелфорда мне было приятно. Ведь мне все-таки было семнадцать, и музыка в моей жизни значила очень многое. Я мог составить довольно категоричное суждение о человеке, исходя исключительно из его музыкальных предпочтений. Если вам нравится Элвис Костелло, «Клэш» или «Спешиалз» – мы, скорее всего, поладим. Но если я вдруг услышу, как вы напеваете «Лихого любовника»,
[30]
– вряд ли я смогу заставить себя передать вам солонку за ужином.
