– Не могу – и всё. Ни почему.
– И что мне делать? – с тоской посмотрел на него главврач.
– Не знаю, – Зотов в ответ пожал плечами. – Могу предложить две кандидатуры из наших. Первая – Иван Петрович. Вторая – Игорь Васильевич.
– Так молодые вроде ещё.
– Тридцать восемь и сорок. Не такие уж и молодые. Старпёров вроде меня точно не стоит назначать. А будешь тормозить – тебе министерство такого же «молодого» блатного пришлёт. Безмозглого, безрукого и с амбициями. Вроде того, что у нас гинекологией заведует. Сколько тебе Панин жалоб на стол положил?
– Бумагу жалко, – вздохнул главный врач. – Но Иван Петрович у нас тоже из блатных.
– Скорее из врачебной династии.
– И кого лучше?
– Ваня добрее, спокойнее. Амбиций меньше, на работе больше времени проводит. Второй злее, честолюбивее, жаднее. Как специалисты – примерно одинаковые. Одна школа. Руки обоим один и тот же академик ставил. Петрович может отделение распустить. Василич – тот так гайки закрутит, что никому жизни не станет, все будут слоняться неприкаянно, вылизывая послеоперационных, он всё на себя заберёт. Не знаю, что лучше, а что хуже. Всё равно больше некого. Если из своих. Остальные – или предпенсионного, или уже сильно пенсионного возраста. Или совсем в подштанниках. Эти двое – всё-таки врачи, а не так, поссать вышли.
– Кстати, о… Коль, слушай, я тут… В общем, ты бы не мог меня завтра обследовать.
– Писаешь, что ли, криво?
– Да нет. Но лучше я проверюсь.
– Моя смотровая – твоя смотровая! – с радушным грузинским акцентом развёл руками Зотов.
После внезапной глупой смерти Семёнова все мужики «за сорок» немедленно обследовались на предмет простаты. Включая Панина. Разумеется, втихаря. Мужчины умнее женщин. Кроме ахов и охов они ещё и действовать не перестают. Другое дело – прекрасный пол. Узнав, что соседка или знакомая умерла от рака матки, оставив сиротами двоих детей, они лишь трепетно следят за тем, насколько быстро вдовец обзаведётся женщиной. Вместо того чтобы самим посетить гинеколога.
Главврач принял соломоново решение: устроил тайное голосование среди врачей урологического отделения. Две кандидатуры: Иван Петрович Пустовойтов и Игорь Васильевич Рачковский. С подавляющим перевесом голосов победил Иван Петрович Пустовойтов, врач-уролог высшей категории, кандидат медицинских наук. Игорь Васильевич Рачковский, врач-уролог высшей категории, кандидат медицинских наук и доцент кафедры урологии и нефрологии, чуть не лопнул от злости. То есть сперва, когда главврач объявил о таковом раскладе, Игорь Васильевич чуть не лопнул от важности. Он вообще относился к той категории врачей, которые всегда имеют нарочито важный вид, как будто знают что-то такое, что кардинально отличает их от простых смертных. Что-то тайное, сакральное. Подобные врачи взирают на пациентов слегка свысока, снисходя до равности лишь с особо избранными: сильно блатными и с хорошо отягощенным финансовым анамнезом. Иван Петрович со всеми пациентами – платными и бесплатными, бедными и богатыми, жадными и щедрыми – был одинаково вежлив, мягок и тактичен. Игорь Васильевич, еле-еле защитивший свою кандидатскую, написанную той самой женой, которая от него ушла, так был ударен величием учёной степени, что коллеги всерьёз беспокоились за его психическое здоровье. Иван Петрович к получению звания кандидата медицинских наук относился проще – как к малоприятной, отвлекающей от дела суровой необходимости нынешних реалий, в которых едва вылупившийся из академии, ничего не умеющий и не соображающий птенец – уже сразу кандидат наук. Как-то неловко нынче быть без этого смешного к. мед. н. оперирующему знающему специалисту, когда у тех, кто за тобой папки носит, на бейджике эти буковки имеются. Иван Петрович, узнав о предстоящем тайном голосовании, лишь кивнул и никак своего поведения не изменил. Игорь Васильевич вызвал каждого к себе в кабинет доцента (у Ивана Петровича и кабинета-то никакого не было – в ординаторской сидел) – и, преломив по стакашке, пообещал золотые горы и особое благоволение заведующего, если выберут именно его. Стакашку врачи с ним преломляли, согласно кивали в ответ на перечисление Игорем Васильевичем характерологических и профессиональных недочётов Ивана Петровича, но… Но тем неожиданней оказался для него результат: практически единогласно коллегами выбран был Иван Петрович Пустовойтов. За Игоря Васильевича Рачковского проголосовала одна-единственная женщина-уролог, работавшая в отделении. Ей было уже слегка за тридцать, ни особой красотой, ни особыми талантами она не блистала, а от Рачковского как раз только-только ушла та пресловутая жена. И пару раз он пил на эту тему с Ириной Владимировной. Правда, он пил на эту тему со всеми, кто под руку подворачивался, но Ирина Владимировна всё-таки была женщиной. Одной-единственной незамужней женщиной среди поголовно женатых мужчин-врачей этого урологического отделения. И одним-единственным врачом, проголосовавшим за Игоря Васильевича. Как-то так, в общем.
Рачковский месяц не разговаривал с Пустовойтовым. Хотя до этого они практически дружили. То есть – близко приятельствовали. Или как это называется, когда люди связаны одними учителями, долго и плотно работают плечом к плечу, вместе выпивают и даже ходят друг к другу в гости семьями. То есть – ходили. Пока от Рачковского не ушла жена. После того как она ушла, Рачковский таскался к чете Пустовойтовых в одиночестве или с медсёстрами. И они мужественно выслушивали его становившиеся всё более фантастическими саги «всё о том же».
Будь расклад иным, Пустовойтов бы пожал Рачковскому руку, поздравил его с избранием на ответственную должность и даже с искренним удовольствием обмыл бы с коллегой это дело. Рачковский же молча встал и с обозлённым видом вышел из ординаторской, хлопнув дверью. Будь иным Пустовойтов, он немедленно обрезал бы Рачковскому все подходы к операционной (как непременно бы сделал Рачковский, выбери коллектив заведующим его). А Рачковский не здоровался и не разговаривал с Пустовойтовым месяц, передавая ему бумаги на подпись с медсёстрами. Если бы заведующим выбрали Рачковского, Пустовойтов имел бы кучу проблем из-за малейшего опоздания, но заведующим выбрали Пустовойтова – и потому Рачковский приходил на работу когда хотел и частенько свои действия и решения с заведующим Иваном Петровичем не согласовывал вовсе. Тема ушедшей жены разбавилась темой: «Ванька – сволочь, ему папа помог!» Чем «Ваньке-сволочи» мог в тайном голосовании помочь папа – да, действительно заведующий гастрохирургией этой же больницы, да, действительно бессменный областной хирург – не понятно. Ещё более непонятно то обстоятельство, что Рачковский обливал за глаза жидким говном Пустовойтова всем встречным-поперечным, друзьям и врагам, знакомым и не очень, врачам, медсёстрам, санитаркам и собственным пациентам Ивана Петровича, а тот, всё зная, молчаливо терпел и на любые справедливые возмущения по этому поводу лишь сдержанно говорил: «Человеку плохо. От него жена ушла. Прекратите сплетничать». Через месяц Пустовойтов подошёл к Рачковскому и виновато сказал:
– Игорь, ну чего ты? Ну что за ерунда? Столько лет вместе. Давай пять!
Рачковский пожал Пустовойтову руку, но подрывной деятельности не прекратил. Впрочем, цену ему все знали. Выбор отделения был понятен.
