Тишина.
— Рассказать тебе сказку?
Она ощутила движение его головы, волосы брата мазнули ее по щеке, когда он кивнул, и потому начала свою любимую сказку:
— Давным-давно, когда ночь была холодной и темной, а улицы пустыми и близнецы в ее животике толкались и пинались, принцесса услышала шаги за спиной и сразу поняла, чье гибельное приближение они предвещают…
Она рассказывала ее годами, только не тогда, когда мать могла услышать. Мать сказала бы, что она расстраивает Сэмми своими небылицами. Мать не понимала, что дети не боятся историй, что их жизни полны куда более страшных событий, чем те, что случаются в волшебных сказках.
Глава 15
Лондон, Англия, 2005 год
Дочь Бена, Руби, ждала Кассандру, когда та прилетела в Хитроу. Пухлая женщина лет шестидесяти с сияющим лицом и короткими серебристыми волосами, которые притягивали взгляды, — такова была Руби. Ее энергия, казалось, пропитывала воздух вокруг; она была не из тех, кого не замечают. Не успела Кассандра выразить удивление, что незнакомка приехала встречать ее в аэропорт, как Руби схватила чемодан Кассандры, обняла гостью пухлой рукой и повлекла через стеклянные двери аэропорта на затуманенную выхлопными газами парковку.
Ее машина была потрепанным старым хэтчбеком, внутри все пропахло мускусом и химическим ароматизатором с цветочным запахом, который Кассандре был незнаком. Когда обе пристегнулись ремнями, Руби вынула из сумочки пакетик лакричного ассорти и предложила Кассандре, та взяла кубик в зеленую, белую и черную полоску.
— Я на них подсела, — сообщила Руби, забрасывая розовый кубик в рот и перекатывая его языком к щеке. — Основательно подсела. Иногда не успеваю доесть один, как рука уже тянется к другому. — Мгновение она яростно жевала, затем сглотнула. — Ах, хорошо. Жизнь слишком коротка, чтобы воздерживаться, верно?
Несмотря на поздний час, на дорогах было полно машин. Они мчались через ночной город. Согбенные уличные фонари лили оранжевый свет на асфальт. Пока Руби быстро ехала, резко давила на тормоз в случаях крайней необходимости, жестикулировала и кивала другим водителям, осмелившимся встать у нее на пути, Кассандра смотрела в окно, мысленно чертя концентрические круги архитектурных течений Лондона. Ей нравилось изучать городские постройки. Поездка с окраины в центр — все равно что посылка временной капсулы в прошлое. Современные отели аэропорта, широкие, гладкие автомагистрали перетекали в двухквартирные дома с отделкой из гальки постройки сороковых годов двадцатого века, затем в апартаменты ар-нуво и, наконец, в темную сердцевину викторианских домов.
Когда они приблизились к центру Лондона, Кассандра сообразила, что забыла сообщить Руби название гостиницы, забронированной на две ночи еще до отъезда в Корнуолл. Она нашарила в сумке пластиковую папку, в которой хранила путевые бумаги.
— Руби, — спросила она, — а Холборн далеко?
— Холборн? Далеко. На другом конце города. А что?
— Там моя гостиница. Конечно, я могу поймать такси, я вовсе не рассчитывала, что ты довезешь меня до дверей.
Руби долго смотрела на нее, и Кассандра начала беспокоиться, что та не следит за дорогой.
— Гостиница? Не думаю.
Она сменила передачу и нажала на газ как раз вовремя, избежав столкновения с синим фургоном впереди.
— Ты остановишься у меня, и возражений я не потерплю.
— Нет-нет, — ответила Кассандра, всполох синего металла продолжал гореть у нее перед глазами. — Я не могу, такое беспокойство. — Она чуть ослабила хватку на ручке двери. — К тому же слишком поздно отменять бронь.
— Никогда не поздно. Я этим займусь.
Руби снова повернулась к Кассандре, ремень сжимал ее большую грудь, так что та едва не выскакивала из блузки.
— Никакого беспокойства, я приготовила постель и очень рада тебя видеть. — Она усмехнулась — Папа бы шкуру с меня спустил, если бы узнал, что я позволила тебе жить в гостинице!
Когда они добрались до Южного Кенсингтона, Руби дала задний ход и загнала машину на узкое парковочное место. Кассандра затаила дыхание, восхищаясь и опасаясь бодрой самоуверенности этой женщины.
— Ну вот мы и приехали.
Руби вынула ключи из зажигания и указала на белый фасад на другой стороне улицы.
— Дом, милый дом.
Квартирка была крошечной. Она находилась в самой глубине дома эпохи короля Эдуарда, за двумя лестничными пролетами и желтой дверью. В ней была всего одна спальня, душевая кабинка, туалет и кухонька, совмещенная с гостиной. Руби расстелила для Кассандры диван.
— Боюсь, всего три звезды, — сказала она. — Я исправлюсь за завтраком.
Кассандра неуверенно глянула на крошечную кухоньку, и Руби засмеялась так, что ее лимонная блузка заколыхалась. Она вытерла глаза.
— О боже, нет! Я не собираюсь готовить. Зачем подвергать себя адским мукам, если у других это получается намного лучше? Нет, я отведу тебя за угол в «Карлуччос».
[14]
Она щелкнула выключателем чайника.
— Чайку?
Кассандра слабо улыбнулась. Чего ей по-настоящему хотелось, так это расслабить лицевые мышцы и перестать вежливо улыбаться. Возможно, дело в том, что она слишком много времени провела высоко в небе или просто она немного мизантропка, как обычно. Но она истратила последнюю каплю энергии на поддержание дружелюбного вида. Чашка чая означает по меньшей мере еще двадцать минут улыбок, кивков и, помоги боже, поиска ответов на бесконечные вопросы Руби. Мгновение она с несбыточной тоской думала о гостиничном номере на другом конце города. А затем заметила, что Руби уже опускает двойные пакетики чая в парные чашки.
— Не откажусь.
— Тогда держи, — сказала Руби, протягивая Кассандре дымящуюся кружку.
Хозяйка села с другой стороны дивана и просияла, вокруг нее сгустилось облако мускусного аромата.
— Не стесняйся. — Она показала на сахарницу. — Можешь пока рассказать мне о себе. Какая изумительная загадка, этот твой дом в Корнуолле!
Когда Руби наконец улеглась в постель, Кассандра попыталась уснуть. Она устала, цвета, звуки, формы, все расплывалось вокруг, но сон не шел. Образы и разговоры быстро проносились в голове, нескончаемый поток мыслей и чувств, почти не связанных: Нелл и Бен, антикварная лавка, мать, перелет, аэропорт, Руби, Элиза Мейкпис и ее волшебные сказки…
Наконец она отчаялась уснуть, сбросила одеяло и встала с дивана. Глаза привыкли к темноте, так что девушка сумела добраться до единственного окна квартиры. Широкий подоконник выступал над батареей, и если бы Кассандра раздвинула шторы, то как раз бы на нем уместилась, прижалась спиной к одной толстой оштукатуренной стене коснулась ступнями другой. Она оперлась о колени, наклонилась вперед и выглянула на улицу поверх чахлых викторианских садов с каменными стенами, увитыми плющом. Лунный свет тихо звенел на земле.
