Потом меня начало клонить в сон.
Зебра смотрела на меня долгим оценивающим взглядом, который достался мне явно по ошибке: скорее, он мог предназначаться винтовке, которую она собиралась купить. Описать выражение ее лица одним словом было невозможно. Все мои ожидания сводились, по большому счету, к двум вариантам: или радости — по крайней мере, внешней — или крайней досаде по случаю моего возвращения.
Но она выглядела… раздраженной… обеспокоенной…
— Могу я спросить, черт побери, что это значит? — осведомился я.
Зебра медленно покачала головой.
— И у тебя хватает наглости спрашивать меня об этом после того, что ты сделал?
Она стояла передо мной — ноги на ширине плеч.
— Но теперь, кажется, мы квиты, — отозвался я.
— Где ты его нашел и чем он занимался? — спросила она Пранского.
— Просто шатался на площади, привлекая к себе внимание.
— Я хотел с тобой увидеться.
Пранский указал на одно из подчеркнуто утилитарных кресел, которые служили единственным предметом меблировки в этой комнате.
— Присаживайтесь, Мирабель. Спешить вам некуда.
— Говоришь, хотел со мной увидеться? — спросила Зебра. — Я потрясена. То-то ты так засиделся у меня в прошлый раз.
Я поглядел на Пранского. Какую роль он во всем этом играет? И что ему известно?
— Я оставил тебе записку, — жалобно проговорил я. — А потом позвонил, чтобы извиниться.
— И совершенно случайно решил, что мне известно, где будет проходить Игра.
Я пожал плечами, оценивая общий уровень дискомфорта — кресло оказалось довольно жестким.
— А у кого еще мне было узнать?
— Ты дерьмо, Мирабель. Сама не знаю, зачем я это делаю, но ты этого абсолютно не заслуживаешь.
Она все еще была прежней Зеброй — если не сосредотачиваться на мелочах. Но она сделала раскраску кожи менее контрастной, и теперь полосы казались не более чем серебристыми волнами, которые лишь подчеркивали лепку лица и совершенно исчезали при определенном освещении. Черные волосы стали пепельными, жесткий гребень трансформировался в изящную короткую стрижку с густой челкой, прикрывающей лоб. Ее наряд был неброским — плащ из темной материи, почти такой же, как и мой сюртук, полы касались щиколоток, обтянутых сапогами на шпильках, и стекали на пол. На нем не хватало лишь парчовых «заплат».
— Я никогда говорил, что чего-то заслуживаю, — возразил я. — Разве что определенных объяснений. Например, как получилось, что мы не встретились чуть раньше. Правда, тогда между нами была та здоровенная рыбина по имени Мафусаил…
— Я стояла у тебя за спиной, — ответила Зебра. — Ты увидел не меня, а мое отражение. Я не виновата, что ты не обернулся.
— Ты могла бы меня окликнуть.
— Ты был более чем красноречив, Таннер.
— Хорошо. Тогда начнем с самого начала? — я вопросительно посмотрел на Пранского. — Предлагаю сделать следующее. Я поделюсь с вами своими соображениями, а потом вместе решим, что делать дальше.
— На мой взгляд, исключительно разумное предложение, — ответил специалист службы безопасности.
Я глубоко вздохнул. Дело зашло слишком далеко. Но другого выхода не было.
— Вы работаете на Рейвича, — сказал я. — Оба.
Пранский взглянул на Зебру.
— Он уже упоминал это имя. Но мне оно ни о чем не говорит.
— Все в порядке, — отозвалась Зебра. — Я знаю, о ком идет речь.
Я кивнул. Меня охватило странное чувство — смесь облегчения и безразличия. Не могу сказать, что обрадовался, узнав, что Зебра работает на человека, которого я обязан убить, — особенно теперь, когда она держала меня под прицелом. Скорее, это было удовлетворение проигравшего, которому, тем не менее, удалось разгадать некую важную тайну.
— Полагаю, Рейвич связался с тобой, как только очутился здесь, — сказал я. — Ты, случайно, не наемный специалист по безопасности, вроде Пранского? Это было бы вполне логично. Ты знаешь, как обращаться с оружием. Ты на два хода опередила команду Уэверли, когда они охотились на меня. Вся эта история про саботажников — просто сказка. Насколько мне известно, ты «саботируешь» Игру каждый вечер и даже числишься среди лучших охотников. Ну, как тебе начало?
— Просто восхитительно, — кивнула Зебра. — Продолжай, пожалуйста.
— Рейвич поручил тебе найти меня. Он заподозрил, что кто-то с Окраины Неба гонится за ним, поэтому тебе оставалось лишь приложить ухо к земле и повнимательнее прислушаться. Еще один участник операции — композитор, который выследил меня, как только я покинул хоспис Нищенствующих.
— Композитор? — переспросил Пранский. — Сначала Рейвич, теперь какой-то композитор… Эти люди действительно существуют?
— Заткнись, — резко бросила Зебра. — Пусть рассказывает.
— Маэстро оказался на высоте. Правда, я не уверен, что рассказал ему много интересного, а главное — то, что нужно. Возможно, он поверил, что я — просто невинный иммигрант.
Я посмотрел на Зебру, ожидая от нее подтверждения своей догадки, но она промолчала.
— Скорее всего, он сообщил Рейвичу лишь о том, что не снимает с меня подозрения. Поэтому к слежке подключили тебя. С помощью твоих агентов из числа игроков или «саботажников», как ты их называешь — не важно. Ты узнала от Уэверли, что меня выбрали на роль жертвы.
— Что он говорит? — спросил Пранский.
— К сожалению, правду, — ответила Зебра, угостив испепеляющим взглядом специалиста по безопасности. Как я понял, он был ее подчиненным, дублером и мальчиком для битья в одном лице. — По крайней мере относительно охоты. Таннера занесло в трущобы Малча, и там он попал в плен. Само собой, он храбро сражался, но силы были неравны. Его бы убили, но я вовремя подоспела.
— Ей пришлось меня спасти, — перебил я. — И не надо называть это актом милосердия. Зебре всего лишь была нужна информация. Допустим, меня убили. Каким образом Рейвич определит, был ли я убийцей, который за ним охотился? Он бы оказался в весьма щекотливом положении, причем, очевидно, до конца жизни. Постоянно пребывать в ожидании убийцы — настоящего убийцы. Не спать ночами… Ведь так оно и есть, Зебра?
— Возможно. Если судить по твоим фантазиям.
— Тогда зачем ты меня спасла? Разве не для того, чтобы сохранить мне жизнь и выяснить, тот ли я, кто вам нужен?
— Я уже говорила тебе, зачем. Потому что ненавижу Игру. Потому что хотела, чтобы ты уцелел, — она покачала головой почти смущенно. — Извини, Таннер, но при всем желании я не могу согласиться с твоими параноидальными измышлениями. Я не притворялась и действовала по известным тебе причинам. И буду очень благодарна, если ты не будешь распространяться о «сабах», даже в обществе Пранского.
