Незнакомец наверняка понимал Левина и, чтобы побыстрее рассеять подозрения, проникновенно сказал:
— Абрам Иосифович, в порядке перепроверки, действительна ли я говорю правду, вы можете спросить у меня о каких-либо деталях, связанных с вашей семьей. Ваш брат очень много рассказывал о себе, о вас и ваших родителях.
— Говорил ли Михаил, что произошло с нашим отцом во время войны с фашистами?
— Да, конечно. Ваш отец попал в концлагерь, а после побега воевал в партизанском отряде. Я помню этот горький рассказ Михаила Иосифовича, что пришлось пережить вашему отцу, когда ему удалось бежать из концлагеря и его укрыла в деревне крестьянская семья.
— О том, что отец видел расстрел группы крестьян и партизан, Миша не рассказывал?
— Именно об этом я и хотел вам сказать. Ваш отец был натрясен картиной: немцы и полицаи расстреливают людей, а среди палачей — один из полицаев, который стрелял в собственного отца, находившегося среди обреченных.
— Правильно. Мы плакали, когда отец описывал этот страшный случай…
— Да, жуткий рассказ, — кивнул головой незнакомец. — И еще ваш брат рассказывал, что когда вы жили все вместе, то соседом по лестничной площадке у вас был одинокий мужчина, которому, после того как он похоронил жену, ампутировали ногу. Вы и ваш брат были свидетелями, когда ваш сосед встретился с сыном, который жил на другом конце города и с родителями редко общался. Сосед познакомил вас с ним. Вы были потрясены, когда сын спросил у отца: «Почему ты хромаешь?» Отец был смущен, ему было неловко перед вами, и он уклонился от ответа, не сказав сыну, что он уже давно без ноги и ходит с протезом…
— Достаточно. Я верю вам…
— Меня зовут Исаак, но это только для вас. Для всех здесь я араб по имени Амад.
Вздохнув облегченно, Исаак продолжил:
— Ну, раз вы поверили мне, то перейдем к делу. Знаете ли вы, в чьи руки попали?
— О, да. В руки бандитов.
— Точнее в руки крупной террористической, причем международной организации.
— Да. Они хотят завоевать весь мир.
— Что, еще один Хусейн объявился?
— По-моему, пострашнее.
И Левин, торопясь, рассказал все, что ему было известно: и о задаче, которую поставил перед ним и Стрельцовым Керим, о его планах, и о тех ученых, с которыми он и Стрельцов успели познакомиться, и о строительстве на дне океана в районе Бермудского треугольника.
Исаак напряженно слушал, а когда Левин закончил, то задумчиво произнес:
— Если хотя бы часть из того, что вы рассказали, соответствует правде, то ваша информация даже близко не совпадает с нашими предположениями. В таком случае вы правы — Керим страшнее Хусейна. Итак, я вас попрошу запомнить, что надо выяснить как можно скорее: первое — какими реальными возможностями — и людскими, и техническими — обладает организация для осуществления своих планов. Второе — фамилии и гражданство ученых, работающих в Центре, темы их исследований, сведения о других людях, находящихся здесь. И третье — конкретные места и даты совершения террористических акций. Понимаю, что это слишком сложная задача, но пока у нас надежда только на вас. Постарайтесь изучить людей, с которыми придется контактировать, они могут оказать вам помощь в получении информации.
— Хорошо. Кстати, Анохин нам обещал по советскому солдату, ну, словно денщиками, приставить. Посмотрим, что за ребята, может, присоединятся к нам.
— А как Стрельцов, надежный человек?
— Конечно. Мы же друзья. Я за него как за себя ручаюсь.
— А как он посмотрит на то, что надо помогать «Моссад»?
— Ну, он же видит, что бывший комитетчик бандитам помогает, так что вам в святом деле помогать сам Бог велит.
— Прекрасно. Теперь посмотрите сюда, — Исаак подошел к трем чахлым деревьям, остановился у одного из них: — Здесь я высмотрел небольшое дупло. Если меня не будет, свою информацию положите в него. Я или кто-либо из моих людей будем регулярно проверять тайник и забирать ваши записки. Позже, когда я определюсь, подберу связника. Ну, а теперь давайте прощаться.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Как раз в этот момент и появился Стрельцов.
Когда Левин рассказал ему о только что состоявшейся встрече, тот сначала не поверил, а затем насторожился:
— Слушай, Абраша, а что, если это провокатор, а?
— Нет, нет, Андрей! Я уверен, он сказал правду.
И Левин, волнуясь, часто поправляя на переносице очки, подробно сообщил другу о том, как он перепроверил Исаака.
Стрельцов обреченно пробормотал:
— Вот попали! Теперь уже на «Моссад» работать будем.
— Перестань, Андрей! Мы же убедились: организация Керима воюет против человечества, и чем быстрее она будет ликвидирована, тем лучше для всех людей.
— Да я все понимаю, Абраша, но мы же воспитывались в условиях, когда вместе с молоком матери в наше сознание внедрялась мысль, что служить должен только своей Родине и больше никому. Оказывается, в жизни есть и иные, я бы сказал, общечеловеческие, ценности.
— Ой! — вдруг воскликнул Левин, хлопнув себя по лбу. — Я же забыл сообщить Исааку о Кашпировском.
— Не переживай. Воспользуемся дуплом. Идем подготовим записку, а как стемнеет, положим ее туда.
— Пожалуй, ты прав. Это единственное, что мы можем сейчас сделать.
Уже далеко за полночь Стрельцов наконец уснул, а Левин так и не смог сомкнуть глаз.
Он родился после войны, но тяжелые послевоенные годы не дали его поколению счастья. Болезнь отца, затем его смерть и смерть матери. Обстановка подозрительности и недоверия, сложившаяся вокруг него в связи с выездом брата в Израиль. Этот неожиданный захват их террористами. И вдруг снова такой совершенно неожиданный поворот судьбы. Он получил весточку от брата. Волновало и то, что им помогал Израиль, страна, с которой Советский Союз даже не имел дипломатических отношений.
Когда в окно заглянули первые лучи солнца, Левин сразу же встал. Стараясь не шуметь, умылся, вышел на улицу и сел на большой осколок скалы, с удовольствием подставляя лицо ласковым, еще не жарким лучам солнца. Странно, но чудилось ему, что сегодня должно что-то случиться такое, что обязательно перевернет всю его дальнейшую жизнь. Но, увы. Вскоре появился Стрельцов, они пошли на завтрак, а затем в лабораторию, и все пошло своим обычным чередом. Правда, были и новости. Перед самым обедом в лабораторию неожиданно пришел Хинт. Высокий, худощавый, с седеющими волосами, обычно сдержанный, он радовался как ребенок.
— Господа, я сегодня закончил работу над своим детищем.
— Каким детищем? — не поняв, что имеет в виду англичанин, спросил Левин.
— Я добился, что мое изделие достанет цель на расстоянии в два раза большем, чем мы с вами недавно наблюдали.
