— Не хотите же вы сказать, что вся эта ерунда пройдет всерьез?
— Именно так, как это ни печально. Мой информатор в отделе главного инспектора сказал, что их информатор — очевидно, твоя очаровательная жена — имеет влияние среди политиков. Друзья на самых высоких постах, близко к Белому дому. Так что, когда она предоставила эту информацию, отделу главного инспектора пришлось возбудить дело. Как говорит мой информатор, они не считают его очень серьезным. Если начать наказывать всех тех, кто присутствовал при грубых допросах, придется уволить половину Оперативного управления. Но у них нет выхода, если информатор не отзовет свой донос. Кстати, я поговорил с моим юристом, Марком Шихэном. У него все возможные допуски, так что отдел главного инспектора не возражает против твоего общения с ним. На самом деле ГИ хочет спустить это на тормозах. Он понимает, что тут пахнет чем-то не тем и это повлечет неприятности. Шихэн увидится с тобой сегодня, в пять или шесть вечера, не помню. Я объяснил ему, что ты нам позарез нужен и мы не можем тратить время на всю эту ерунду с законами. Нам надо шевелиться.
Феррис на мгновение задумался, стараясь не слушать, как Хофман тянет через соломинку свой фрапуччино.
— Значит, если информатор заберет свой донос, отдел ГИ закроет дело? Я правильно понял?
— Ага. Может быть, спроси Шихэна. Он в таких делах разбирается. Суть в том, что судебное разбирательство невозможно без свидетелей. А если все молчат, они не смогут никого осудить. Бог знает, но я думаю, что йеменцы не станут болтать. Ведь они убили этого парня. И жертва тоже ничего не скажет, поскольку она более чем мертва. Итого, что у них есть? Ни хрена. В Багдаде все спокойно. Дело есть, свидетелей нет. Ты никому этого не рассказывал, кроме своей жены?
— Нет. В протоколе я записал, что заключенный умер после допроса. Это все, что они могут найти. Но я ничего не излагал в подробностях. Даже вам не рассказал. Надеюсь, что не рассказал.
— Уж точно, — сказал Хофман. — Иначе я был бы обязан доложить об этом. Вали отсюда. Встреться с Шихэном. Хороший юрист может уладить все. А ты мне нужен в Аммане. Время идет.
Офис Марка Шихэна располагался в причудливом здании на Пенсильвания-авеню. Входя в него, ты словно попадал в другую Вселенную. Секретарь усадил Ферриса в приемной, достойной королевских особ. Он пришел раньше, чем надо, выяснилось, что встреча была назначена на шесть часов вечера, а не на пять. Ферриса это не особенно беспокоило. В приемной были удобные кресла, глянцевые журналы, на стене висели картины, настоящие, а не дешевые репродукции, как в других агентствах. За многие годы Шихэн стал для попадающих в неприятности оперативников Управления кем-то вроде ангела-хранителя. Он был одним из лучших юристов города в области уголовного права и хорошо зарабатывал, представляя в судах интересы правонарушителей из числа корпоративной элиты, которым грозило тюремное заключение. Но более всего Шихэн, бывший морпех, не любил, когда комитеты конгресса и ищущие славы юристы начинали свою охоту за добропорядочными сотрудниками ЦРУ, которым никто, кроме него, не хотел помогать. Поэтому он помогал служащим оперативного отдела на общественных началах. Феррис расслабился, хотя бы на время оказавшись под защитой респектабельной юридической фирмы. Секретарь принес ему кофе в фарфоровой чашке на блюдечке, потом диет-колу и печенье. Вскоре Шихэн пригласил его к себе в кабинет.
Феррис подробно изложил ситуацию. Объяснил, какой пост занимает Гретхен в Министерстве юстиции, и свои подозрения насчет ее роли в возбуждении этого дела. Он также изложил во всех неприглядных подробностях процедуру трехдневного допроса в подземной тюрьме в Санаа — угрозы, избиение с применением подручных средств, струящуюся по голове кровь, лужами растекающуюся по полу. Он описал все, как только мог. Он не знал, что они начнут бить заключенного крикетной клюшкой. Не сразу понял, насколько серьезную травму получил тот человек. Но суть дела от этого не менялась. Заключенного забили до смерти.
— При этом присутствовал какой-нибудь другой гражданин США? — спросил Шихэн. Когда Феррис ответил, что он был единственным представителем отделения во время того происшествия, Шихэн явно успокоился. Это означало, что единственным свидетелем, причем косвенным, являлась Гретхен, жена Ферриса. А ее показания могут быть оспорены.
— И что мне следует делать? — спросил Феррис.
— Было бы здорово, если бы ваша жена изменила свои показания. Связалась бы с тем, кому она сообщила обо всем этом, и сказала, что уже не столь уверена в своих показаниях. Это было бы куда легче для всех, в том числе для нее.
— Послушайте, я же отлично понимаю, что ей нужно. Она хочет, чтобы я забрал заявление на развод. Но я не собираюсь этого делать.
— Понимаю, — ответил Шихэн. — Но возможно, есть также и то, чего она не хочет. Конечно, я не дам вам определенного совета, но бывают ситуации, когда доносчик понимает, что продолжать развитие дела отнюдь не в его интересах.
— Отнюдь не в ее интересах, — повторил Феррис, Да, такие вещи Гретхен понимает отлично.
Феррис подождал до девяти вечера и позвонил Гретхен на домашний телефон. Он звонил из переулка рядом с ее домом. Когда она ответила, он повесил трубку, поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Она открыла дверь, не снимая цепочку, и сначала не хотела пускать его внутрь. Феррис сперва заподозрил, что у нее мог быть другой мужчина, но потом понял, что нет. Он застал ее за макияжем.
— Какой сюрприз, — сказала она, снимая цепочку с двери. — Ты взялся за ум?
На ней был длинный черный свитер, поверх юбки и блузки, в которых она обычно ходила на работу. По интонациям он понял, что она уже выпила мартини. Она пыталась разрушить его жизнь, не стоит забывать этого, даже глядя на стоящую перед ним красивую женщину, кокетливо приоткрывшую рот.
— Я знаю, что ты сделала, — сказал он. — Ты пытаешься уничтожить меня. Но у тебя ничего не выйдет.
— Не говори ерунды, Роджер. Как я могу уничтожить большого и сильного мужчину, сотрудника ЦРУ, который никого не боится? У тебя мания. Это ты пытаешься меня уничтожить, разводясь со мной.
— Сегодня я встретился с представителем главного инспектора, а потом пошел и нанял хорошего адвоката. Я знаю, что происходит, и из этого ничего не выйдет. Доказательств и свидетелей нет, только мои слова против твоих. А ты — без пяти минут брошенная жена, разозленная, так что вряд ли тебе кто-нибудь поверит. Я ничего тебе не рассказывал про Йемен и поклянусь в этом в зале суда. Дело сфабриковано ради мести, так что оно проигрышное. Единственная проблема в том, что у меня нет времени заниматься всеми этими юридическими маневрами. Поэтому я хочу, чтобы ты отозвала свое заявление. Скажи, что ты ошиблась. Извинись. Чтобы все это сошло на нет. Тогда мы будем квиты.
Она натянуто рассмеялась, смехом подвыпившего человека.
— Это абсурд. Ты просто жалок, Роджер.
— Сделай так, чтобы все это кончилось, — повторил Феррис. — Я не шучу.
