Убитый пулеметчик еще только сползал вдоль борта на землю, выпуская из себя короткие, судорожные струйки мочи, когда его товарищ справился, наконец, с застежкой своей кобуры.
Громов перехватил его руку в самом начале движения. Пилот был вооружен добротным «стечкиным» с традиционной предохранительной скобой над спусковым крючком. Его указательный палец, продетый в скобу, с честью выдержал испытание на излом. Подвела рука, давшая слабину в запястье.
– Уй! – горестно вскрикнул ее обладатель.
– Еще раз повысишь голос, убью, – предупредил Громов.
Пока он небрежно засовывал конфискованный пистолет себе за пояс, пилот лишь тихонько покряхтывал, тупо уставившись на свою кисть, вывернутую самым противоестественным образом. Должно быть, ему еще никогда не приходилось любоваться собственной рукой в столь неожиданном ракурсе.
– Как же я теперь? – тупо спросил он.
– Ты, ас, лучше радуйся, что легко отделался, – посоветовал ему Громов.
Пилот рекомендации не внял. Баюкая посиневшую конечность, он пожаловался страдальческим голосом:
– Так больно же, бляха-муха…
– Это цветочки. Хочешь узнать, что такое настоящая боль? – Громов занес кулак.
Пилот тут же захлопнул рот. Щелкнув пальцем по его микрофону, соединенному с наушниками гибким кронштейном, Громов поинтересовался:
– Связь по УКВ держите?
– Ага, бляха-муха…
– А сейчас ты в эфире?
– Нет. – Поймав здоровой рукой свисающий до земли провод со штырьком, пилот продемонстрировал его Громову. – Вот, глядите. Отключен.
– Это хорошо. Но наушники лучше сними и забрось подальше.
– Зачем? Других ведь у меня нет.
– Другие тебе могут и не понадобиться, – успокоил его Громов. – Если эти я разобью прямо у тебя на голове.
– А, понял! – быстро сказал пилот. Неловко орудуя левой рукой, он снял наушники и метнул их в направлении кустов. – Так?
– Так маленькие девочки камни бросают, – поморщился Громов. – Хреновый из тебя легкоатлет.
– Но ведь вы сами… – Не договорив, пилот просто поднял повыше свою изувеченную кисть: полюбуйтесь, мол, что вы со мной сделали.
– Убери это! – Громов оттолкнул протянутую конечность. – Я ведь тебе пистолет в руку не засовывал, м-м?
Пилот виновато потупился, но, наткнувшись взглядом на покойника, вздрогнул и поспешно отвернулся. Даже про травму свою забыл. Точно так же, как его товарищ – о головной боли.
– Полезай в кабину, – скомандовал Громов.
– Зачем?
– Забудь свою глупую привычку задавать вопросы. Меня интересуют только ответы.
– Ответы? Но я ничего не знаю! Мое дело – за штурвалом сидеть.
– Вот и полезай за штурвал, – подтолкнул его Громов к вертолету. – Преподашь мне краткие курсы вождения. Справишься?
– Я-то справлюсь, – уныло пробормотал пилот и умолк.
– Хочешь сказать, что я не справлюсь?
Заглянув в устремленные на него глаза, пилот помотал головой:
– Нет. Я ничего не хочу сказать.
– Тогда делай, что велено. – Громов хлопнул его по плечу. – Не волнуйся, я способный ученик. Мне нужно только кое-что освежить в памяти, вот и все.
И хотя он ободряюще усмехнулся, пилот забрался внутрь вертолета с такой поспешностью, словно не без правой руки временно остался, а, наоборот, обзавелся дополнительной, третьей.
* * *
Осуществленная месть подобна наспех утоленному голоду. Стоило Громову перешагнуть через труп пулеметчика, как он потерял интерес и к нему, и к его соратникам, рыскающим по лесу. Теперь все его мысли занимал только захваченный вертолет. Отличная машина, мощная, быстроходная. И качество российских дорог на ее скоростные качества никак не влияет. В общем, настоящая находка.
Добираться из леса до оставленной в поселке «семерки» было далековато. Поездка на ней в Завидово заняла бы еще больше времени. Так что новый девиз Громова гласил: летайте вертолетами Минобороны – вы сэкономите время и деньги.
– Какая скорость у этого агрегата? – спросил он, с любопытством разглядывая кабину вертолета.
– До 280 километров в час, – доложил пилот.
Громов коснулся пальцем одного из трех пулевых отверстий, оставленных его револьвером в толстом органическом стекле, и решил, что прокатиться ему придется с ветерком, в полном смысле этого слова.
– Запасы горючего? – осведомился он.
– Перед самой посадкой в баке на 50 километров оставалось. Но есть еще один, запасной. Там в девять раз больше.
– Переключение автоматическое?
– Лучше воспользоваться вот этим тумблером. Так надежнее.
– Воспользуюсь, – пообещал Громов. – А теперь взлетай. И комментируй вслух каждое свое действие. Впрочем, если тебе вдруг захочется почесать нос, – добавил он иронично, – разрешаю сделать это молча.
Расчет на то, что шутка приободрит пилота и позволит ему немного расслабиться, не оправдался. Правда, тот засмеялся. Но таким натянутым и неестественным смехом, что вторить ему согласился бы только какой-нибудь душевнобольной.
Пожалев беднягу, Громов сделал еще одну попытку:
– Надеюсь, по инструкции не обязательно сидеть за штурвалом с расстегнутой ширинкой?
– Так пуговицы же! – воскликнул пилот с удрученным видом. – А у меня…
Опять он выставил свою распухшую правую руку, и опять пришлось отодвинуть ее на второй план.
– Ладно, действуй, ас, – сказал Громов, нахмурившись. – Про руку свою забудь. А то придется оторвать ее и зашвырнуть подальше, чтобы тебя не отвлекала.
Лицо у пилота сделалось озабоченным и совершенно серым.
– Включаю форсаж. – Он заговорил голосом прилежного ученика, сдающего самый трудный экзамен в своей жизни. – Начинаю подъем.
Оживленные последовательными щелчками тумблеров, загудели двигатели над головой. Заурчал за спиной редуктор. Приборная панель расцветилась зелеными и оранжевыми огоньками.
– Сейчас лопасти винта набирают обороты, – прокричал пилот.
– Это я понял, – кивнул Громов. – Дальше давай.
В кабине постепенно усиливался громкий свист. Когда он достиг постоянного уровня, земля под вертолетом мягко провалилась вниз.
– При взлете шаг лопастей увеличивается, – продолжал пилот. – Вот так, видите?.. А для спуска шаг нужно уменьшить.
– Ну-ка, прибавь скорость, ас.
– Пожалуйста.
В ответ на переключение тумблера взвыла турбина, выдавая предельное количество оборотов. Вертолет пушинкой устремился вперед и взмыл над лесом, где пилот заставил его ненадолго зависнуть.
