Ларнака получила свое название по греческому слову, обозначающему «саркофаг», – то есть в честь смерти. Это один из наименее привлекательных городов на всем Кипре. В беспорядочном лабиринте узких улочек с трудом разбираются даже коренные жители – но и они не успевают уследить за постоянными переименованиями. Трущобы в северных районах города заполонили иммигранты из Ливана. Вокруг простираются голые, бесплодные земли. Улицы пестрят вывесками местных подражаний всемирно известных сетей быстрого питания «Макдоналдс» и «Пицца-хат». В целом Ларнака обладает очарованием провинциального городка из американской глубинки, перенесенного в пустыню. Местные пляжи отпугивают отдыхающих обилием песчаных мушек. Однако длинные причалы облеплены дорогими яхтами и грузовыми судами, многие из которых являются собственностью легендарного судовладельца Никоса Ставроса.
После долгой задержки к самолету подкатили алюминиевый трап, дверь открылась, и Белнэп вышел в безоблачное утро. Паспортный контроль прошел поверхностно. Белнэп не осмелился снова воспользоваться паспортом на имя Тайлера Купера; ему пришлось положиться на документы, которыми его снабдил Геннадий Чакветадзе. Бывший сотрудник КГБ заверил его, что документы совершенно чистые, и пока что Белнэп убеждался в том, что это действительно так. Поездка на такси до города заняла пятнадцать минут. Гораздо больше времени ушло на то, чтобы удостовериться, что он не подцепил нежелательных попутчиков.
Белнэпу приходилось делать над собой усилие, чтобы не щуриться на ослепительном кипрском солнце, в лучах которого все вокруг казалось неестественно ярким. Даже непривлекательный город словно расцвел живыми красками. До прибытия рейса, на котором должна была прилететь Андреа, оставалось семь часов. Бóльшая часть этого времени будет потрачена на изучение обители Никоса Ставроса.
Не следят ли за ним? Практически с абсолютной определенностью – нет, заключил Белнэп. Целый час он провел, неожиданно ныряя в магазинчики и лавки в старом турецком квартале; дважды он сменил облик, переодевшись сначала в дешевый наряд местного покроя, затем снова вернувшись к ансамблю западного туриста из клетчатой рубашки и парусиновых брюк.
Имевшийся у Белнэпа адрес, дом номер 500 по Лефкара-авеню, оказался одновременно точным и на удивление неинформативным. В конце концов он установил, что Никосу Ставросу принадлежит склон холма и примыкающий пляж на самой окраине Ларнаки. Выходящий на море особняк представлял собой самую настоящую цитадель. Высокие неприступные стены, опутанные сверху колючей проволокой, через каждые десять ярдов камеры видеонаблюдения; даже со стороны моря цепочка буйков указывала на такие меры предосторожности, как защитные сети. Конечно, особняк можно было поразить сброшенной с воздуха бомбой. Но в остальном проникнуть в него было крайне трудно.
С каменистой вершины соседнего холма, заросшей чахлым кустарником, Белнэпу открылась изумрудная зелень лужайки, ухоженной заботливым садовником. Сам особняк представлял собой огромное трехэтажное здание в левантийском стиле, с белыми отштукатуренными стенами, затейливыми балкончиками и коньками на крыше. В нескольких местах от него отходили пристройки, так что в плане оно напоминало гигантскую морскую звезду или причудливо сложенную фигурку оригами. Окружающий участок земли имел площадь не меньше сорока акров. В непосредственной близости к особняку находились цветочные клумбы, остриженные декоративные кусты, тенистая аллея стройных кипарисов. В бинокль Белнэп рассмотрел вспомогательные постройки: конюшни, бассейн, теннисный корт. Еще он увидел несколько похожих на хижины, приземистых сооружений, размещенных за линией горизонтального уступа, так что они были не видны из особняка: несомненно, псарни для сторожевых псов. Мощные челюсти, не уступающие смертоносным пулям, помогают охранять поместье ночью. По периметру расхаживали охранники в форме; максимально увеличив разрешение бинокля, Белнэп рассмотрел, что они вооружены автоматическими винтовками.
С чувством подавленности он опустил бинокль. Ему вспомнились слова Геннадия про собак-ищеек и собак для травли. Неужели он взялся за дело, которое ему не по зубам? Превысил пределы своих способностей? Даже если не брать в расчет технические средства наблюдения, магната-судовладельца защищает целая армейская бригада. Белнэп ощутил прилив отчаяния.
«Ситуация безнадежная, но не серьезная» – так любил повторять Джаред Райнхарт. При воспоминании о голосе Джареда Белнэп ощутил что-то близкое к физической боли, похожее на едкую отрыжку. Этого не может быть. Это правда. Этого не может быть. Это правда. Вращающийся соленоид сомнения и убежденности, переменный ток признания и отрицания пожирал силы Белнэпа, не давая ему сосредоточиться.
Начнем с того, зачем вообще он здесь? На протяжении последних девяти дней он был поглощен желанием спасти Джареда Райнхарта – или отомстить за него. Им двигало убеждение, которое вчера вечером рассыпалось в прах. Теперь ищейка гналась за чем-то другим, за чем-то твердым, нерушимым, жизненно важным. Он должен был найти истину.
Голос Андреа: «Скажи мне, что это безопасно».
Царство страха, которое расползлось на весь земной шар.
Спокойствия нет нигде. Спокойствия нигде не будет. До тех пор, пока Белнэп не создаст его сам. Или не погибнет, добиваясь этого.
Солнце сверкало бриллиантом – полдень на Средиземном море, чистое безоблачное небо было такое голубое, какое оно бывает только на Средиземноморье, – однако Белнэпу казалось, что на землю опустился непроницаемый мрак. Он всегда гордился своей способностью раскрывать любой обман, однако бóльшую часть жизни прожил жертвой чудовищного обмана. У него внутри все сжалось и ныло. Быть может, настала пора признать бесплодность всех своих усилий. И позволить Генезису и дальше творить свои черные дела?
Боль породила обновленное чувство решимости. Да, охрана поместья Ставроса сверхсовершенная. Но по крайней мере одно слабое место в ней есть. Вихрящийся туман уступил место кристально чистой прозрачности, в которой прозвучала еще одна фраза Джареда: «Когда пути внутрь нет, попробуй воспользоваться входной дверью».
Полчаса спустя Белнэп подъехал к воротам поместья на взятом напрокат «Лендровере». Охраннику с каменным лицом он сказал пару слов, которые затем были переданы по цепочке все дальше и дальше. Наконец самого Белнэпа и его машину тщательно обыскали, после чего дали знак проезжать. Он поставил машину там, где ему указали: на вымощенной гравием площадке под тенью навеса, такой же аккуратной и разровненной граблями, как и японский песчаный сад. У дверей особняка Белнэп повторил свои слова слуге во фраке. Они были простыми и могущественными: «Передайте господину Ставросу, что меня прислал Генезис».
И снова эти слова возымели свое действие. Слуга, худощавый мужчина лет шестидесяти с желтоватым лицом и мешками под глазами, не предложил Белнэпу выпить, не произнес никаких любезностей. По-английски он говорил с едва уловимым левантийским акцентом, однако движения его были четкими и сдержанными, чуть ли не чопорными – вероятно, еще одно наследие колониального прошлого. Потолок в прихожей был отделан красным деревом; стены были обшиты деревом дуба.
