Лимузин долго кружил по городу, и Джулия решила: «Мы уже почти дома».
Она почувствовала себя увереннее. Всю дорогу Норма занимала ее приятной и интересной беседой. Служба, которая послала ее, славилась всесторонними проверками и высоким качеством предоставляемого персонала. Норма вполне могла бы остаться помощницей надолго.
Джулия точно рассчитала путь от туннеля до дома. Она закрыла глаза; через открытое окно проникал запах автомобильных двигателей. Такси сигналили. В нескольких кварталах от них проревела сирена «скорой помощи». Голоса что-то невнятно лепетали, кричали и смеялись. Обрывки музыки доносились из баров и ресторанов. Все это эхом отражалось от зданий, больших и маленьких; нескончаемый шум, пойманный в ловушку бетонных каньонов мегаполиса, вырывался на свободу только на перекрестках и вновь попадал в плен в другой части бетонного лабиринта.
Она любила Манхэттен. Стоило лимузину замедлить ход, как Джулия почувствовала, что ее подхватили звуковые волны, сталкивающиеся друг с другом, переплетающиеся, извилистые и неистовые. Они создавали неумолчный гул жизненной энергии, который должен быть сродни внутренним звукам тела — пульсированию крови, свисту легких, стуку сердца, отбивающего такт самой жизни...
Она почувствовала, как сдавило горло, когда в голове вновь всплыли картины смерти матери, те звуки и конвульсии, сопровождавшие ее ужасную боль. Она попыталась проглотить комок в горле. Боль этого воспоминания обожгла, словно удар плетью. Сможет ли она пережить это горе? Знать, что ей никогда не повернуть время вспять? Что никогда больше не услышать голос матери?
Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, чтобы унять горе и гнев. Скоро она приедет домой, где каждый предмет мебели, каждый запах, каждая комната будет напоминать о матери. Она заставила себя вслушаться в шумную жизнь города. Ее непрерывность действовала успокаивающе. Джулия должна быть готова к действию.
Лимузин замедлил ход, и она сосредоточилась на ближайших планах. Ей нужно сделать телефонный звонок.
* * *
Апартаменты Острианов занимали первые два этажа двенадцатиэтажного отделанного мрамором здания на углу Парк-авеню и Семьдесят второй улицы. Расположенный рядом с Центральным парком и художественным музеем Фрика, похожий на величественную гранд-даму, дом встречал тентом небесной голубизны над входом и швейцаром в подобранных по цвету ливрее и белых перчатках. Это был престижный район, среди соседей значились голливудский продюсер Дуг Креймер, кинематографисты Алан и Ханна Пакула, а также писатель Билл Бакли с женой Патрисией.
Внутри квартиры эхом отдавалась пустота. То и дело останавливаясь, Джулия обошла ее целиком. Уже во второй комнате она поняла, что Норма идет за ней. Вначале она испугалась. Женщина шла совершенно бесшумно, и не слух, а другие чувства помогли Джулии «засечь» ее. Она улыбнулась. Норма вела себя как домашняя кошка. Нужно ей сказать, что не следует излишне усердствовать в своей роли, объяснить, что она сама может улавливать знакомые запахи и слышать тиканье часов, рокот радиаторов, тихие шаги по старинным восточным коврам и громкие по паркету. Она постояла на пороге домашнего гимнастического зала с «бегущей дорожкой» и другим оборудованием от фирмы «Наутилус».
В огромной гостиной она нащупала лампу и вазу. Погладила скульптуру Родена, стоявшую у подножия винтовой лестницы. Перебирая пальцами, она отчетливо воссоздала скульптуру в сознании — гибкое мускулистое тело, сильные руки и ноги. В воображении Джулии ее неровности и закругления были не холодной бронзой, а живыми тканями, застывшими в момент совершенного танца. Такой, полной жизненных сил, она хотела сохранить в памяти мать.
На верхней ступеньке винтовой лестницы была маленькая полоска коврового покрытия. Нужно запомнить ее, чтобы не упасть. А сейчас она должна постоять в дверях маминой спальни.
Она замерла и схватилась за косяк двери...
У нее вдруг закружилась голова, она почувствовала себя страшно одинокой. Глаза наполнились слезами. Воспоминания стали проноситься через нее волнами сердечной боли и гнева. Джулия услышала голос матери, доносившийся из-за туалетного столика. Увидела, как та укладывает в прическу свои длинные темные волосы. Мама улыбается, и Джулия с нежностью смотрит на нее. Эта картинка из прошлого пронзила острой болью.
* * *
— Здравствуй, Орион. Это Джулия Остриан...
Джулия сидела за письменным столом матери внизу, в кабинете, находившемся рядом с вестибюлем. На коленях у нее стояла коробка с бумажными салфетками, в голосе звучала решительность. Она поручила Норме только узнать номер, сама набрала. Цифры на телефоне были продублированы шрифтом Брайля. Теперь ее рецепторы свидетельствовали, что Норма остановилась в дверях и все еще стояла там.
— Джулия, дорогая. Я слышал новости. Я... мы... так скорбим.
Последние пять лет психолог Орион Граполис жил с женой Эддой на четвертом этаже. У них с Джулией всегда были хорошие отношения.
— Бедная Маргерит. Как ужасно, что ее больше нет. Убита. Как ты держишься?
— Держусь, спасибо. Случилось кое-что другое, и мне нужен твой совет... твоя помощь. Могу я подняться к тебе?
Орион помедлил с ответом. В его голосе прозвучало сожаление.
— Извини, дорогая Джулия. Я бы с радостью поговорил с тобой в это тяжкое время, но так случилось, что мы как раз сейчас уезжаем в отпуск. Машина, вероятно, уже едет сюда. Эдда запретила мне заниматься чем-нибудь еще, кроме поездки в Палм-Бич.
У него был глубокий бас, сочный и довольно-таки приятный.
Джулию охватило отчаяние. Она во что бы то ни стало должна выяснить, какое событие в день дебюта сделало ее слепой.
— Подожди минутку, Орион, хорошо? — Она повернула голову. — Норма, пожалуйста, выйди и закрой дверь. Я хочу поговорить без посторонних.
Она поняла, что Норма собиралась возразить.
— Да, Норма, у меня все хорошо. Мне просто нужно побыть одной.
Тихо щелкнув, дверь захлопнулась, и запах духов «Мажи-нуар» начал рассеиваться.
Джулия продолжила:
— Можно ли загипнотизировать слепого?
— Конечно, можно. А почему бы и нет? Если он готов расслабиться и освободиться. И доверяет, конечно. Ты думала, что тебя нельзя загипнотизировать из-за твоей слепоты?
— По сути дела, да.
Ее бывший психиатр сказал, что гипноз может быть применен только к зрячим людям, и она вспоминала о старых кинофильмах и о золотых часах, которые раскачивают на цепочках перед глазами пациента. За последние семь лет методы гипноза должны стать более совершенными.
Орион вдруг заторопился:
— Я должен ехать. Эдда уже зовет меня. Прости, пожалуйста, но сейчас я никак не могу с тобой встретиться...
Она должна уговорить его. Непроизвольно она повернулась спиной к двери на случай, если заботливость Нормы заставит ее подслушать. Она наклонилась, прикрыла трубку ладонью и проговорила:
