— Вы вроде даже не удивились, увидев меня здесь, — сказал Николас.
— А чего мне удивляться? — спросил Канзацу. — Ты приходил сюда ко мне много раз.
— Что? Да я ни разу не видал Вас с зимы 1963 года и уж точно никогда прежде не был в этой хижине.
Канзацу многозначительно посмотрел на тарелку, стоявшую перед Николасом.
— Ты не закончил свою трапезу, — сказал он. — Предлагаю тебе поторопиться с этим делом. Скоро тебе понадобятся все твои силы.
— Еще бы! — воскликнул Николас. — Спускаться с Ходаки, насколько я помню, упражнение не для слабаков.
— Я не говорю о физических усилиях, — уточнил Канзацу.
Николас перевел взгляд с его непроницаемого лица на свою тарелку. Там еще было что поесть. Он поел. Потом поспал. И снова увидел сон о Черном Жандарме, как новом пупе земли.
Этот навязчивый образ действовал ему на нервы, и он сказал об этом Канзацу, проснувшись.
Сэнсэй немного подумал, потом поднял глаза на Николаса. Его голос был какой-то ленивый, сонный, будто он сам только что проснулся:
— Почему это образ тревожит тебя?
— Не знаю, — признался Николас. — Но он мне кажется как-то связанным с изумрудами, — наследством, доставшимся мне от деда.
Канзацу поднял брови.
— Расскажи мне о них. Николас рассказал о шкатулке с пятнадцатью изумрудами и все, что сам знал от Чеонг, в том числе и то, что число камней никогда не должно быть меньше девяти.
— А тебе мать не говорила, что произойдет, если такое случится?
— Нет, — ответил Николас. — А Вы не знаете, что это за изумруды?
— Я слыхал о них, — ответил сэнсэй, — но не знал, что они у тебя.
— Они заключают в себе волшебную силу.
— Да, и очень значительную.
— В каком смысле? — спросил Николас.
— В смысле Тао-Тао, — ответил Канзацу.
— Но какое отношение я могу иметь к Тао-Тао? — спросил Николас.
Вместо ответа Канзацу сказал:
— ДОРОКУДЗАЙ захочет получить изумруды. Где они?
— В надежном месте, — ответил Николас.
— Они не с тобой?
— Нет. Будучи белым ниндзя, я вряд ли смог бы обеспечить их сохранность.
Канзацу кивнул, помолчал немного и наконец сказал:
— Теперь ты здесь немного освоился, так что мы можем начать. — На нем была черная хлопчатобумажная куртка, которую он носил во время тренировок в додзе. — Помнишь, я посылал тебя в Кумамото много лет назад? Ты тогда думал, что мне хотелось столкнуть тебя с Сайго. Полагаю, ты и сейчас находишься в этом заблуждении. Ты тогда был совсем мальчиком. Очень способным, но не умеющим полностью оценить собственные способности. Мы так много раз потом разговаривали об этом.
— Почему Вы все время говорите, что все это происходило много раз? — не выдержал Николас. — Это только сейчас происходит, причем в первый раз. Время сейчас настоящее, не прошедшее.
— Время, — объяснил Канзацу, — подобно океану. В нем есть приливы и отливы, подводные течения и водовороты. Все эти движения создают некоторую периодичность повторения явлений, распространяющихся, как круги по воде.
— У Вас довольно странная концепция времени.
— Отнюдь, — возразил Канзацу. — Это твоя концепция времени странная. А впрочем, что ожидать от человека, который до сих пор видит разницу между жизнью и смертью? Чтобы отделаться от этой иллюзии, надо вспомнить Десять Быков, символизирующих десять стадий развития знаний, согласно философии Дзен. Помнишь, что это такое?
— Конечно. Человек начинает с того, что ищет повсюду своего быка, наконец находит его, ловит, усмиряет и, въезжает на нем в город, обнаруживает, что бык на самом деле никогда не существовал сам по себе, будучи только частью его самого — частью потерянной и запутавшейся в противоречиях.
— Тебе это ничего не напоминает, Николас? — спросил Канзацу.
— Да вроде бы ничего, — ответил Николас.
Канзацу снял с плиты чайник и наполнил чашки гостя и свою. Это был горьковатый, темно-красный чай из Северного Китая. Знатоки и любители чая называют его «Красным Драконом».
— Послушай меня, Николас, — сказал Канзацу. — Я посылал тебя в Кумамото зимой 1963 года искать своего быка.
— Но вместо этого я встретил Сайго, и он побил меня.
Канзацу кивнул.
— Да, и этим он побил и меня. Так и должно было произойти. Через месяц я навсегда покинул Токио и пришел сюда, чтобы пройти три последних стадии — быть забытым.
— Я никогда не забывал Вас, сэнсэй.
— Знаю. И поэтому ты здесь.
— Как я уже говорил, я теперь «Широ Ниндзя», — сказал Николас. — Я пришел к Черному Жандарму искать тропу спасения. Я думал, что сэнсэй, обучавший Акико волшебству, поможет мне. Это был единственный тандзян, о котором мне было известно. Но, придя к нему, я нашел его мертвым. С него с живого содрали кожу в его собственном замке на Асамских горах. Там я узнал, что у тандзяна был брат по имени Генши.
— Знаю, — сказал Канзацу. — Я и есть Генши, брат Киоки. Ты меня знаешь под именем Канзацу. У меня много имен.
— Вы... — Николас даже поперхнулся, — Вы — тандзян?
— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, ты должен понять, что твой дух потерял свободу. Страх гонит тебя с места на место. И твоя душа потеряла способность различать добро и зло.
— Да, я знаю, — признался Николас. — Я в плену у самого себя. «Широ ниндзя».
— "Широ ниндзя", — повторил Канзацу. — Ты стал белым ниндзя только потому, что ты спрятал свою сущность от самого себя. Ты все еще ищешь своего быка, Николас, не догадываясь о том, что бык этот не существует.
— Что Вы этим хотите сказать?
— Вспомни зиму 1963 года, Николас, — сказал Канзацу. — Вспомни Кумамото, где твой кузен Сайго побил тебя и отнял у тебя твою возлюбленную, Йокио.
— Ну и что? Что было, то прошло.
— Опять твоя мысль сбивается на быка, которого нет, — терпеливо сказал Канзацу.
— Не понимаю Вас, — устало сказал Николас.
— Вижу, что не понимаешь, — откликнулся сэнсэй. — Ты еще не набрался сил. Усни опять.
— ...Я заблудился, сэнсэй, — сказал Николас, просыпаясь.
— Пойдем, — сказал Канзацу, — на воле к тебе вернутся силы.
— Я так рад, что Вы опять со мной и указываете мне путь, — сказал Николас, натягивая сапоги и завязывая капюшон штормовки.
— Твой дух все еще в плену, — сказал Канзацу, выводя его из хижины. — Никто не сможет указать тебе путь.
