Ее героиня, не сумев преодолеть тягу к материальным доказательствам обожания, но ради справедливости учтя незавидную зарплату любовника, решила выпросить колечко всего лишь с бриллиантовой крошкой. Она не без гордости осознала, что сама в состоянии покупать себе такие безделушки с каждой зарплаты. После выброшенной в мусорный контейнер длинной норковой шубы это было подвигом самоограничения. Но завистливая редакторша все равно тихо процедила: «Низко же ты пала, влюбившись до одури». В многозначительном безмолвии герой нежно улыбнулся и поцеловал свою скромницу в губы. Было ощущение, что на самом деле он принц, а не нищий и по пути на работу заскочит в ювелирный за дорогущим колье. Вечером она нашла на туалетном столике плоскую и немаленькую алую коробку из бархатной бумаги. В такие пакуют крупные украшения. Победно усмехнулась – есть чутье на людей, сообразила же, что не так он прост и беден. Открыла. И увидела записку: «Ты слишком меркантильна. Прощай». «Йес! Так тебе и надо», – подумала Света, которая всей душой сочувствовала молодому человеку.
Трудно поверить, но именно жесткая Клара выдала что-то в духе и стиле плача Ярославны по любимому. Стенала ее героиня в двуспальной кровати под тигрового окраса английским покрывалом, что несколько смазывало эффект, но все-таки. Дорыдалась до того, что сама готова отдать ему все свои кольца, укутать во все свои шубы и сунуть в руки необыкновенный пылесос, на который разорился один из бывших. А, ладно, гулять так гулять, пусть и итальянские замшевые высокие сапоги за пятьдесят тысяч забирает! Единственный ее! Он никогда не разговаривал о работе, только о том, как здорово быть вместе. И не шептал друзьям хвастливо и в то же время пренебрежительно: «Она у меня знаете в какой фирме деньги получает? И сколько!» А ведь были у нее и такие. Но по мере того как садился перенапрягшийся в жалобах голос, реплики брошенной женщины делались все короче. И смысл их разительно менялся. Наконец она выдавила из себя слова «предатель и трус». Ведь в первую же свою великолепную ночь поклялись не дать недомолвкам разрушить любовь. Обсуждать любую ситуацию и вместе искать выход. Ну будь же ты, сволочь, мужчиной. Скажи: «Я на мели, но ради тебя, ради наших будущих детей обязательно преуспею. И если ты намекаешь на помолвку, то не такое жалкое колечко я выложу перед тобой на столик в самом шикарном московском ресторане. У тебя, как у Лиз Тейлор, палец в суставе не будет гнуться из-за размера бриллианта. Останься со мной, и я сделаю тебя самой счастливой. Жилы из себя вытяну, горы сверну, реки поверну, пустыню озеленю, ледники растоплю, по головам пройду, через трупы перешагивать буду ежедневно, но семью обеспечу. Потерпи немного, и у тебя будет все». И это с чистой слезой в правом, нет, лучше в левом глазу, с перебоями дыхания, хрипло. И руки пусть сначала будут молитвенно сложены, а потом жадно притянут ее к себе, э-э-эх! Света сама чуть не заплакала. Как говорится, видали скотину? Женщина у него робко попросила какую-то ерунду, а он ее письменно обозвал и сбежал. Да разве она такая? Да он меркантильных сук еще в глаза не видел, щенок… «Вот, Кларисса, вот оно, художественное слово. Вложилась в него вся, и пробирает даже редактора», – мысленно обратилась к автору Света.
Девушке оставалось лишь подвести итоги. Несмотря на то что одна героиня была домовитой, вторая шибко умной, а третья разудалой, они походили друг на друга в главном. Женщины эти хотели не подцепить любого и трахаться, не добиваться того, чтобы он отдавал им зарплату до копейки, – словом, «жить с мужчиной». Им необходимо было влюбиться в него. И они умели влюбляться. По современным меркам все оказались очень терпеливыми: заикались о равноправии, когда их пылкий герой-любовник слегка уставал. И недвусмысленно давал понять, что не прочь перевести отношения в безмятежное русло, то есть он везде, где ему надо, а подруга на работе и на кухне. Изредка может к какой-нибудь однокласснице сбегать, если успеет вернуться до его прихода. За такое ограничение свободы героиня Алексеевой потребовала брака, Аранской – занятия хозяйством, когда случится время и настроение, а не в качестве рабской повинности, Славиной – выхода в ресторанный свет и денег на тряпки, пусть и самые мелкие, вроде носовых платков. Они, в сущности, хором крикнули, что тоже имеют право выдвигать какие-то условия. А мужчина своим уходом ответил: «Со мной этот номер не пройдет».
«Именно, есть они, красивые внешне и богатые внутренне. И есть он, безликий, некий мужчина. Это и звучит парадоксально. Но словно один на всех». Света начинала понимать, что ее раздражало. Дальше пошло быстрее и легче. Человеку очень тягостно вносить самого себя в список неудачников. Кажется, слепому видно и глухому слышно, что он с ними одной крови, идет общей дорогой. Следовательно, и результат будет тот же. Но индивид, так его разэтак, утверждает, что совсем-совсем другой, путь у него свой и успех неминуем. Девушка оказалась способна на великое: она признала, что их с Димой ситуация типична. Не будет у них, в отличие от других и им на зависть, вечного праздника. Безумие избыточного, небывало прекрасного секса их неторопливо, но верно покидает. И надо как-то налаживать быт. И спрашивать себя, каковы вообще перспективы отношений. А ее просьбы не бегать так резво по маминому свисту и оградить ее от набегов его друзей сродни требованиям героинь «новых настоящих романов» жениться, быть более ответственным и что-то купить. Но на главный вывод, мол, стоит мне заговорить о неприятном, как он тоже уйдет, она не осмелилась. Подумала: «Какая я умница! Разыскала, да разыскала в самотеке, истории, понятные каждой женщине, волнующие любую из нас. Тиражи у моей серии будут космическими». «Блажен, кто верует»… Но вера должна дарить умением мирно глядеть поверх житейской суеты и нести облегчение. Не тут-то было. Существование уподобилось бессоннице в огромном ночном городе. Помнишь, что по таким-то адресам живут знакомые, но они разбросаны на многие километры, и до них не на чем добраться. Телефон под рукой, но звонить так поздно, будить людей неловко. Выйти одной и мотаться до рассвета страшно. А рядом твой мужчина, и его нельзя будить. Пусть отдыхает, он тут ни при чем, надо иметь совесть. И все зудит, как неуловимый комар над ухом, вопрос: «Почему я должна терпеть это одна? Потому что люблю его и жалею? Если и он тоже, должен обрадоваться, что его растолкали и молят о помощи. И, воодушевившись, помочь. Но я знаю, что Дима будет недоволен. И медлю», – шептала Света, ворочаясь с боку на бок на довольно жестком продавленном ложе. Кроме того, Дима вольготно разметывался, ей оставалось совсем немного места на краю. И утром она чувствовала себя плохо. Наверное, это тоже пора было обсудить. Все так просто – договориться, зайти в мебельный и выбрать недорогой широкий диван. Но почему-то это была неразрешимая задача. Свете очень тяжело давалось открытие, что у нее могут быть претензии к идеальному возлюбленному. Она готова была обвинить себя в эгоизме, черствости, во всем подряд. Но и это не приносило облегчения. «Напиться, что ли, для храбрости? – вдруг пришло в разболевшуюся от терзаний и недосыпа голову лучшей ученицы. – Выскажусь и больше никогда ни за что не переберу». Ей было невдомек, как она рисковала. Ни одному хорошему человеку, который предпочтет промолчать, чем случайно обидеть близкого, еще не удалось ограничиться единственным разом. Потому что не слишком приятных тем для общения становится день ото дня больше. И потому что отличники настойчивы, усидчивы, во всяком познании доходят до конца и спиваются чаще «двоечников по жизни».
