– А можешь и погодить, – не угомонился Павел Вадимович.
«Все-таки надо было вскочить и тяпнуть его за палец», – раздраженно подумала Света. И упрямо начала сначала:
– Нинель Николаевна, ответьте, пожалуйста, есть в современном женском романе герой? О ком они все пишут? Кого они все любят? Слизняка, который на вид ладненький, плотненький, гладенький, а по сути – мерзавец? И вся его мерзость в том, что они сами на него наступили, раздавили и испачкали дорогие туфли? Ну, в любовном романе хотя бы самец, которому приписывают то, что все бабы хотят услышать, наличествует. А в обычном городском нет ни мужчины, ни человека.
– Говори редкими и доступными уму словами, – шутливо отгородилась поднятыми к лицу натруженными руками Нинель Николаевна. – Это ты о первых романах девочек?
Света завороженно наблюдала, как потекли вниз и исчезли набухшие только что сосуды на ее кистях и они белели и молодели на глазах. Но вот руки вернулись на поверхность стола и быстро обрели географию и возраст.
– Ау! Тебя опять вынесло за пределы нашей беседы на заданную тобой же тему?
– Простите, – встрепенулась Света. – Да, мне интересны дебютантки.
– Хочешь быть нашим издательским стариком Державиным? – снова завелся Павел Вадимович.
Который юных гениев «заметил и, в гроб сходя, благословил». Что ж, серия «Дебют» или «Первая книга» – хорошее начинание. Жаль только, что всем до лампочки. Но намек на положение во гроб, в смысле инициатива наказуема, девушку не обрадовал. С другой стороны, какое облегчение, что Павел Вадимович так запросто предположил в ней желание быть в издательстве кем-то.
– Не смейтесь, господа хорошие, меня действительно удивил молодой человек без каких-нибудь индивидуальных черт. Это такое поветрие, да? Разделение труда – мужчины о себе, женщины о себе? Чтобы любознательные и тех и других читали? – Света отчаянно уводила разговор от своих «творческих планов на будущее» и мысленно нецензурно кляла Павла Вадимовича. Но, зная, что лучшая колыбельная для бдительности – лесть, заставила себя пристально заглянуть ему в глаза: – Вы все уловили на лету и абсолютно правильно сказали: молодые авторы пишут о несчастной любви. Двое встретились, сблизились, очнулись и разбежались. В трех моих случаях ушел мужчина. К чести женщин, его не догоняли с горестными воплями. Безмолвно страдали, застыв на месте. Но, – девушка вместе со стулом повернулась к специалистке по женским излияниям в форме романа, – впечатление такое, что это – один парень. Небогатый, добрый, слабый. Единственное увлечение – секс. Боится обязательств. Не выносит ответственности. Не желает сложных отношений…
– И что тебя смущает? Я никак в толк не возьму, – осторожно призналась Нинель Николаевна. – Вряд ли нынешние любовники успевают друг друга узнать. Даже придумать недосуг. Так что для рассказчицы ее бойфренд такая же загадка, как и для читательницы. Дальше, неопытного автора интересует только он сам. Облегчить свою боль – вот начальный толчок к писаниям. А разбираться, почему так случилось, кто во всем виноватее, будут те, кто осилит второй, третий, четвертый и так далее романы. Напрасно ты так скептически пожимаешь плечами – всю жизнь будут возиться с первой настоящей болью. Героев напридумывают, ситуаций понакручивают, а на самом деле все та же разборка. И наконец, ты сама четко обрисовала тип личности – небогатый, добрый, слабый и прочая. Он именно что типичен для молодого человека, который верит в совместную жизнь вне брака с целью проверки чувств. Не выдержали испытания с его точки зрения – больше ни минуты не потратит на свою девушку. У юношей, которые, извините, перепихиваются с каждой только один раз, – другие общие черты. И те, кто женится, стоит только влюбиться, в основном похожи.
– То есть это нормально для первого опыта? Просто случайно меня вынесло на три романа, в которых авторы описали, как мужчина определенного типа решил, будто чувства его подруги не выдержали испытания, и ни на минуту лишнюю возле нее не задержался. Героини все совершенно разные – темперамент, внешность, занятия. Это доказывает, что герои – не клоны. Но девицы похожи тем, что хотят и умеют любить и первое время ничего не требуют, кроме любви. Значит, слабые мужчины западают на это? – упорствовала Света.
Она кожей ощущала волны недоумения, плескавшиеся в редакторской. Если бы в тот момент ей взбрело в голову клясться, что она отыскала в самотеке романы для новой серии издательства, и доказывать это с пеной у рта и анкетами фокус-группы в руках, ей все равно не поверили бы.
– Что ж ты у нас такая непонятливая? – не выдержал реактивный Павел Вадимович.
Тон переводил дословно: «Не предполагал, что ты настолько тупая». Но Света не сводила требовательного взгляда с Нинель Николаевны. Та, вероятно, предпочла уподобиться терпеливому ангелу.
– Нормально? Скорее обычно. Слушай, в прошлом году, ты еще не работала, меня начали бесить мои авторы. Все их герои разговаривали одинаково. В диалоге невозможно было сообразить, чья реплика. А ведь есть понятие языковой характеристики. Какие-то особенности речи у человека должны быть. Я каждой это разъяснила. Обещали учесть, тщательно поработать. Шлют новые вещи, а в них – то же самое. Я встала на дыбы. Их оправдания будто под копирку: герои из одного социального, культурного, возрастного слоя, какое уж тут разнообразие. Одна пишет: «Может, кому-то придумать словечко-паразит? Тогда будет ясно, что это он сказал». Я подобрала несколько словечек для нее и остыла. Ладно, пусть у вас сокурсники говорят как магнитофоны с записью выданного журналистом и озвученного диктором текста. Но почему бабушка героини чешет на ее сленге? Почему уборщица в кафе выражается как доцент? И одна довольно молодая литераторша мне толково ответила. Потому что нынешним бабушкам-горожанкам лет шестьдесят пять, родились они в тысяча девятьсот сорок шестом году, школу окончили в шестьдесят третьем, институт – в шестьдесят восьмом. Откуда им взять диалектизмы, к примеру? Книги и газеты все это время читали, радио слушали, в ящик пялились, с людьми общались. Не говорят они ни «милостивый государь», ни «почто молчишь, соколик». Зато новояз детей и внуков у них всегда на слуху. И эффектно закончила лекцию: «Давно уже нигде самобытно и сочно не говорят. Разве что профессиональный жаргон остался, да и тот все понятнее благодаря сериалам, которые уже обо всех были». Я не сдалась. Отправилась в гастроном. Да, пожилые и не очень женщины разговаривают стандартно. Включила телевизор и стала искать по каналам какие-нибудь «вести с полей». Хотите – верьте, хотите – нет, все селяне – как по писаному. Обыкновенная речь. Но на следующий день я была вознаграждена. В метро одна девушка лет тридцати пожаловалась другой: «Я так больше не могу! Он игнолирует моими чувствами». Но на все романы таких перлов не наберешься.
Павел Вадимович, по своему обыкновению, громко засмеялся. Нинель Николаевна после блестящего монолога отчего-то выглядела печальной. Не сговариваясь, они вернулись к работе. Только Света делала вид. Почти касаясь лбом монитора, она бесцельно глядела на клавиатуру. Уловила только, что старший редактор позабавила ее упрямством авторов, которые то ли не могли, то ли не хотели внять добрым наставлениям. Уж не заподозрила ли Нинель Николаевна, будто она лишилась ума, разыскивая идеальное произведение? И дала понять – бывает, сама идет на компромисс. Что делать, легкие жанры – издательский хлеб. Но думать об этом у Светы не получалось. Когда фурункул вот-вот вырвется за эластичное, но крепкое заграждение кожи, гной пульсирует и боль неимоверная. Девушка вся была таким фурункулом. В ней ритмично подергивалась гадость сомнения, ища выход. Все летело в тартарары. Какая же это серия с одним героем? С тремя – или сколько их типов Нинель Николаевна перечислила? Кто будет читать о вечном поганце, который любит, только пока его не гладят против шерсти?
